Название: И зажгутся вновь огни
Автор: Анонимный аноним
Количество слов: ~ 6500
В ролях: Ким Чонин, До Кёнсу
Жанр: преслэш, АU с элементами фэнтези, флафф
Рейтинг: PG-13
Ключ: «And if I have to switch the lights off, I wanna switch them off with you» («И если мне придется выключить свет, я хочу выключить его с тобой»)
От автора: Выражаю огромную благодарность альфа-ридерам за помощь в подготовке и редактировании этой работы.
Краткое содержание: Родной город Чонина — один из едва ли десятка плавучих городов, которые больше не могут выходить в море. Но у Чонина все же есть повод в этом городе остаться.
Сказать, что Чонин сильно удивился, когда очередным промозглым весенним утром ему вручили посылку для доставки — ничего не сказать. Нет, на местной сортировочной станции посылки были далеко не редкостью, но обычно их, как и письма, нужно было лишь распределять по направлениям, а доставлять в этом крохотном городке уже было некому, да и нечего. Но раз уж что-то появилось, нужно было вручить это получателю, поэтому Чонин проверил адрес и вышел из здания почты на пустые сырые улицы.
С моря дул холодный ветер, и Чонин все время подтягивал воротник свитера повыше, радуясь, что посылка не тяжелая. На самом деле, работа на почте была очень скучной, и платили за нее гроши, но в умирающем на суше городе заниматься было больше нечем. Когда-то у них было настоящее почтовое отделение с птицами-курьерами и красивой вывеской — сейчас же, когда город перестал выходить в море, ничего не осталось, кроме сортировочной станции, перенесенной из Северной гавани, чтобы в городе было хоть немного рабочих мест, и он не был покинут слишком быстро. Но людей все равно осталось совсем мало, да и сам Чонин уже готовился к переезду: хотя бросать родной город для него было очень тяжело, смотреть на то, как он умирает, было, пожалуй, еще тяжелее.
Дом по указанному адресу оказался маленькой одноэтажной деревянной постройкой с заколоченными окнами — Чонин вздохнул о том, что зря пришел, потому что, по всей видимости, отсюда уже съехали, но в дверь все же постучал. Поначалу внутри было тихо, но после повторного стука раздался какой-то грохот, за которым последовали едва различимые шаги.
— Кто там? — дверь не открыли, но говорили достаточно громко — пожалуй, даже слишком громко для Чонина, который прислонился к щели между дверью и косяком ухом.
— Я с почты... — ответил он, немного растерявшись. — Ну, в смысле я сотрудник, у меня для вас посылка.
— Это какая-то ошибка, — ответ был строгим и категоричным. — Я не жду никаких посылок.
— Но адрес-то ваш. Вот: десятая линия, дом номер три, — зачитал Чонин с наклеенного на посылку почтового направления. — Верно ведь?
Из-за двери послышался скрип засова, и в открывшемся нешироком проеме показался парень, немного ниже Чонина и едва ли большой с ним разницы в возрасте.
— Я должен что-то подписать? — он смотрел снизу вверх удивленно и будто бы немного потеряно. Чонин почесал затылок, не сразу поняв вопрос, потому что все пытался вспомнить, видел ли этого парня раньше.
— А? Нет. У нас нет бланков, мы почти не занимаемся рассылкой. Просто берите, и... — он коротко заглянул внутрь и успел заметить на деревянном полу железную кружку с каким-то цветочным рисунком, под которой расползалась лужа, — у вас там пролилось.
— О, да, — парень обернулся, кивнул и забрал у Чонина бумажный сверток с посылкой. — Спасибо.
По тропинке Чонин вернулся от двери к линии и уже свернул на, когда его окликнули:
— Постойте! — парень стоял с посылкой на крыльце, будто бы с трудом решая — идти ли дальше, но потом все же подошел к Чонину, неловко семеня ногами. — Подождите. Здесь все-таки ошибка, это для предыдущего владельца дома, — он развернул коробку и показал написанные от руки и уже почти стертые реквизиты с именем получателя: «госпоже Ким Суджин».
— Да, похоже, посылка долго у нас пролежала, — Чонин только сейчас задумался над тем, как сильно пожелтела упаковочная бумага. А потом его осенило: у таких домов в таких городах не бывает новых владельцев.
— Но ведь получается...
— Госпожа Ким, наверное, осталась в Северной гавани, — перебил его парень. — Правда, я не знаю, где точно. Я только купил у нее дом.
Чонин едва не выронил посылку из рук, поднимая пораженный взгляд на собеседника. Оставшихся в голове мыслей хватило только на краткое:
— Когда?
— На прошлых выходных. Но сюда перебрался только позавчера.
— То есть... — Чонин все еще пытался понять, не сошел ли он с ума. — Я правильно понимаю, ты переехал в этот город? В этот? Который не выходит в море?
— Ну... Да, — парень неловко замялся и пожал плечами, кажется, совсем не возражая против того, что почтальон начал разговаривать фамильярно. — Так сложились обстоятельства.
— Ты не подумай ничего такого, просто это странно, — Чонин мотнул головой и выдохнул. — Ладно, я... Я пойду тогда. Жаль, что мы не успели.
Парень только кивнул в ответ. А потом снова окликнул его, буквально через несколько шагов:
— Подожди! Я тут еще...
Чонин обернулся.
— Мне нужна работа, и я подумал, что ты мог бы что-нибудь мне подсказать, — он прикусил губу, натягивая рукава кофты вниз, чтобы не мерзли пальцы.
— Ну вот разве что почта, правда платят мало. Пошли, сразу устроишься.
— Тогда я завтра загляну. Спасибо, — ответил он, чуть улыбаясь. Ветер поднимал и смешно топорщил пряди его волос, и Чонин почему-то подумал, что этот странный парень на самом деле милый. Особенно когда улыбается.
— Я вечером уезжаю уже. Если хочешь, чтобы я все тебе показал, пошли сейчас, — Чонин помахал ему рукой. Парень огляделся по сторонам и, вздохнув, поплелся за ним, вжимая голову в плечи и сильнее оттягивая рукава.
Идти до здания бывшего почтового отделения было недолго. Чонин ежился от холода, а его спутник шаркал подошвами ботинок по гравию и изредка растерянно оглядывался.
— Ты уже осмотрел город? — Чонин решил прервать молчание, которое казалось ему каким-то неловким. Парень поднял на него немного рассеянный взгляд и отрицательно покачал головой, словно бы виновато улыбнувшись:
— Я бы предпочел вообще не выходить из дома, если честно.
— О... — Чонин не нашел, что на это ответить, поэтому, немного подумав, решил сменить тему: — Попроси потом кого-нибудь на почте, они все тебе покажут. Там вообще хороший коллектив, правда наших ровесников нет — все уехали уже.
Немой вопрос, о том, почему он сам до сих пор оставался в городе, так явно читавшийся в глазах собеседника, Чонин предпочел проигнорировать.
Здание почты было сразу за последним поворотом: Чонин кивнул в его сторону и, поднявшись на крыльцо и широко открыв дверь, объявил:
— А я себе замену привел!
Главный холл бывшего почтамта был весь заставлен разными коробками, грозящими попадать вниз в любой момент. Несколько человек уносило их из одного угла, исчезая в коридоре. Немолодая женщина, стоявшая у центральной стойки, оторвалась от проверки каких-то бумаг и подняла на Чонина недовольный оценивающий взгляд:
— Лучше бы посылку доставил!
— Это к «птицам», получатель уехал уже, — чуть тряхнув запакованной коробкой, улыбнулся Чонин и подтолкнул своего спутника вперед: — А это вот... — он осекся, поняв, что так и не спросил, как того зовут.
— Кёнсу, — ответил он, но его тихий голос утонул в шуршащем шуме опрокинувшегося со стойки ящика с письмами. — До Кёнсу.
— Это Кёнсу, — повторил Чонин громко. — Он переехал сюда недавно, и ему нужна работа.
В одно мгновение в холле повисла тишина, и все, кто до этого не обращал на них совсем никакого внимания, повернулись, чтобы посмотреть, выглядывая из-за высоких, требующих сортировки пирамид. Под их взглядами Кёнсу сжался и попятился назад, наталкиваясь спиной на Чонина, но тот мягко положил руку ему на плечо, чтобы остановить.
К счастью, никто не стал комментировать переезд Кёнсу, и только оглядев его, все опять принялись за работу.
— Ну, — женщина за стойкой покачала головой, — ему в кабинет начальника надо. Но сначала посылку отнесите. И, Чонин, покажи ему все тут.
Чонин кивнул, и потащил Кёнсу за собой.
— Значит, тебя зовут Чонин? — Кёнсу остановился, когда они вошли в коридор и повернулся к нему. И на них тут же налетел кто-то из сотрудников, переносивших коробки:
— Вы хоть на проходе не стойте!
— Извините, — Чонин неловко поклонился и повел Кёнсу дальше. — Да, Ким Чонин.
Кёнсу мягко улыбнулся, чуть щурясь, и Чонину на мгновение показалось, что он уже жалеет о том, что сегодня покидает город.
— И куда мы сейчас идем? «К птицам»? — спросил Кёнсу, оглядываясь по сторонам.
— «К птицам», — подтвердил Чонин.
— И что это значит? — в недоумении Кёнсу поднял брови, а Чонин только усмехнулся, открывая перед ним последнюю по коридору дверь.
Новое помещение было достаточно просторным, но холодным из-за незастекленных проемов под высокими, находящимися на уровне второго этажа потолками.
— Ого... — пораженно выдохнул Кёнсу, оглядывая эти проемы, потемневшие жерди, пустые кормушки и небольшую, накрытую темно-зеленым брезентом горку в одном из углов.
— Здорово, правда? — улыбнулся Чонин. — Здесь у нас когда-то жили почтовые птицы, а теперь вот пусто. Поэтому тут оставляют то, что не прошло сортировку: неправильно подписанное, к примеру, а иногда даже посылки с недостаточным количеством марок попадаются. Их три раза в месяц забирают партией в гавань, а все остальное — два раза в неделю.
Чонин поднял брезент и поставил коробку с посылкой к остальным.
— А накрываете зачем? — Кёнсу чуть наклонился, чтобы разглядеть получше.
— От дождя. Из-за проемов для птиц тут часто все намокает, когда ветрено. А других помещений нет, — Чонин пожал плечами. — Ну, в целом работа тебе предстоит не сложная: разбираешь присланное для сортировки по направлениям и партиям — в основном это будут посылки, хотя письма тоже попадаются, но их обычно доставляют почтовые птицы прямо из городов. Иногда придется заполнять листы с почтовыми направлениями, если в них ошибки есть, или они отклеились. Вот и все, наверное. Если хочешь, я попрошу, чтобы тебя только на сортировке оставили — будешь только направления заполнять, и ничего таскать не придется, — Чонину, несмотря на то, что сам он трудолюбивым работником вовсе не был, очень нравилось выглядеть опытным даже в таком простом деле, поэтому он просто сиял, пока Кёнсу его внимательно слушал, но от помощи тот все же отказался:
— Не стоит. Я думаю, что справлюсь, — он опять немного смущенно улыбнулся, кивая, и Чонин отвел взгляд, позвав его обратно.
— Смотри: эта и следующие две двери направо — хранилища, туда складывают уже отсортированное. Все, что только что привезли — в зале напротив, и еще в холле очень много. Ну, ты видел, — продолжил объяснения Чонин, когда они вышли из бывшего вольера.
Кёнсу кивнул.
— Но... Какой в этом смысл? Разве не проще сортировать все в самой гавани?
Чонин прикусил губу.
— Ты приехал в умирающий город, Кёнсу. Оглядись. Если бы не станция сортировки, здесь бы уже никого не осталось.
— Я... — Кёнсу осекся, опустив взгляд, — я надеюсь, этот город проживет немного дольше...
— Я тоже, — Чонин тяжело вздохнул, отворачиваясь и прикрывая глаза. — Я тоже.
Он быстро показал Кёнсу оставшиеся помещения, и привел его обратно в главный холл, в котором продолжали разбирать коробки.
— Ну вот, вроде, и все. Знакомься с остальными, устраивайся. А мне пора уже, а то до заката не успею.
Проходивший мимо работник средних лет с массивным ящиком наперевес остановился рядом:
— Уже уходишь, Чонин? Подождал бы, послезавтра приедут забирать готовые партии, они бы тебя подкинули.
— Да ничего, — отмахнулся тот, — я и пешком дойду, тут по берегу часа два с половиной будет, наверное. Всем пока! Удачи, Кёнсу!
Кёнсу мягко улыбнулся и помахал ему на прощанье рукой.
Дома Чонин лишь быстро перекусил и прихватил с собой уже приготовленный рюкзак, потому что ему в самом деле стоило поторопиться — приходить в гавань совсем поздно не стоило. Он тщательно проверил, хорошо ли закрыл замок на входной двери, и направился к краю городской платформы.
Городок расположился на северном берегу, в десятке километров от гавани: здесь была широкая коса из темного серого песка, над которой теперь возвышалась трехметровая каменная платформа. Слепой «нос» города все еще был в холодной соленой воде, а бока омывались ею только ночами, во время приливов, и Чонину казалось, что он иногда чувствует, как город чуть двигается в это время, словно пытается сильнее намокнуть в слабых волнах.
А еще Чонину часто казалось, что он чувствовал в городе что-то особенное, что все никак его не отпускало. Он много думал над тем, почему до сих пор не переехал — не покинул город даже тогда, когда уехала его семья, но так и не нашел точного ответа. Проще всего было сказать, что он не хотел покидать дом, но он и сам не знал, так ли это. В конце концов, он действительно хотел опять отправиться в море, поэтому и решился.
По насыпи на краю города, Чонин спустился на побережье и последний раз посмотрел на высокую массивную стену камня. Наверное, ему стоило сказать что-то вроде «Прощай, старина» или «Извини», но он не сказал ничего, несмотря на то, что собирался — только привычным жестом провел рукой по камню и, быстро развернувшись, зашагал по влажному песку в сторону гавани.
С моря продолжал дуть холодный ветер, иногда забиравшийся в рукава куртки, а песок неприятно прилипал к обуви, поэтому как только от прибрежной полосы отделилась дорога, поднимающаяся на холмы, Чонин свернул на нее. Обычно ее использовали только небольшие грузовики с продовольствием и специальные почтовые транспортировщики, поэтому полосы земли были видны только там, где проезжали колеса: между ними по-прежнему росла достаточно высокая трава, которая от ветра низко склонялась и била Чонина по щиколоткам. Довольно тяжелый рюкзак натирал плечи, и Чонин уже пожалел, что не послушал совета и не дождался попутного грузовика, но все же продолжал идти вперед, правда уже нехотя и гораздо медленнее.
Дорога немного поднялась над песчаной косой, и с другой стороны от нее началось цветочное поле — Чонин даже остановился посмотреть на маленькие скромные желтые и голубоватые цветы, которые пестрели уже у самой дороги и начинали распускаться все дальше от нее, расстилая на замерзших северных травах красивое цветное полотно. Чонин почему-то вспомнил о кружке, упавшей на пол в доме Кёнсу — на ней тоже были какие-то цветы, кажется, а еще и о самом Кёнсу, потому что, несмотря на то, что город умирал на суше, тот приехал именно в него. Именно к ним. Так почему Чонин не может остаться в родном городе, в который все еще переезжают жить даже в такие тяжелые времена?
Погруженный в мысли об этом Чонин совершил главную ошибку всех путешественников — обернулся назад. Он развернулся посмотреть на оставленный позади город, оглядел виднеющиеся вдалеке дома и понял, что он все-таки не хочет уезжать. По крайней мере не сейчас. Полураскрытые лютики благосклонно кивали ему своими маленькими соцветиями, а морской ветер, казалось, даже подталкивал в спину, и Чонин, не долго думая, двинулся обратно к городу.
На почте его, конечно, никто не ждал, поэтому все, кто оставался в холле, удивленно обернулись, когда он, даже не зайдя домой, чтобы оставить вещи, появился в проеме входных дверей.
— Чонин! А как же гавань?
— Я все-таки подожду, чтобы меня подбросили. К тому же, как вы тут без меня справитесь? — он сияюще улыбнулся и многие рассмеялись, кроме старших, неодобрительно покачавших головами, но Чонин не обратил внимания, выискивая в холле знакомую фигуру. — Эй, Кёнсу! Тебя проводить до дома?
Солнце, скрытое дождевыми облаками, уже клонилось к горизонту, и над городом сгущались сумерки, когда Чонин и Кёнсу вышли из здания почты и направились к десятой линии.
— Ты так и не рассказал, почему купил дом именно здесь, — улыбнулся Чонин, поправив растрепанные ветром волосы и сняв с плеч тяжелый рюкзак.
— Ты вернулся только для того, чтобы это узнать? — ухмыльнулся Кёнсу, опять начиная шаркать ботинками.
— Ну... — Чонин решил, что ответить «придорожные цветы напомнили мне о твоей кружке» будет слишком откровенно, неуместно, да и просто странно. — На самом деле, я просто подумал, что если кто-то еще приезжает в наш город, значит у него еще есть шанс, — он пожал плечами, а потом вновь развернулся к Кёнсу: — И все-таки, почему наше захолустье?
Тот поник, поджимая верхнюю губу.
— Я говорил — так получилось.
— И-и?
— Просто... Просто с прежним городом меня связывают тяжелые воспоминания. Не хочу об этом говорить, извини, — Кёнсу устало покачал головой.
— Я не буду выпытывать у тебя, почему ты переехал. Мне интересно, почему ты переехал сюда. В мире огромное количество процветающих, больших, красивых плавающих городов, но ты все же выбрал именно вынужденно остающийся на суше.
— Ну, а почему бы и нет? Мне кажется, здесь уютно, — ответил Кёнсу, слегка улыбнувшись, и если бы Чонин не заметил в его улыбке тень скованного смущения, его бы точно передернуло от ужаса. В самом деле, много ли уюта можно найти в умирающих городах?
— Ладно... — замялся он. — Как день прошел?
— Все хорошо, меня уже оформили, — кивнул Кёнсу. — Спасибо за помощь.
Они шли медленно, и Чонин, волоча за собой рюкзак, успевал пинать мелкие камешки, которые еще можно было разглядеть на дороге, а Кёнсу просто плелся рядом, точно также уставившись под ноги.
Чонин остановился возле фонаря на перекрестке двух линий и оглядел соседние дома.
— Знаешь, вечерами здесь так пусто без огней маяка. Будто город в самом деле уже вымер. Раньше их было видно из любой точки города, а теперь только фонари ненадолго зажигают, — он вздохнул, наблюдая за мелкими мошками, которые вопреки времени года уже кружились у источника света, и продолжил размышлять вслух, не заботясь о том, интересно ли это Кёнсу, и слушает ли он его: — Как-то глупо с этим вышло: после смерти оператора нашего маяка нам не смогли найти замену, потому что оборудование старое, и на нем никто не умеет работать. По крайней мере нам так говорили. Глупо же, правда?
Кёнсу распахнул глаза в удивлении:
— То есть у города не повреждена платформа? Я думал... — он нахмурился и отвел взгляд. — Я думал, что он остается на суше, как и все остальные, потому что уже разрушается платформа, и он не может выходить в море...
Для большинства городов это действительно было так: платформа не могла служить вечно, и для каждого города наступало время, когда камень начинал разрушаться, раскалываться и крошиться — города с такими платформами больше не могли выходить в море и были обречены на гибель. Их покидали сразу: оставляли у Северной гавани или Южного архипелага и просто переезжали в другой город, но родному городу Чонина просто не повезло — он не был достаточно богат, чтобы сменить оборудование и перестроить под его параметры маяк, а без оператора и минимальной навигации выход в море был строго запрещен. Все надеялись, что однажды этот небольшой город обретет новую жизнь, но он оставался на берегу уже почти целый год, и былых надежд не осталось уже ни у кого.
До десятой линии они дошли молча и коротко попрощались на перекрестке.
— Тебе не обязательно было провожать меня, Чонин, — сказал Кёнсу и сразу ушел к дому, отчего Чонина где-то внутри кольнуло обидой. Он все смотрел ему вслед, и только тогда, когда Кёнсу закрыл за собой дверь, повернул, наконец, к себе.
Будни на почте были все такими же долгими и однообразными. Кёнсу в самом деле оказался неразговорчивым и довольно замкнутым, так что узнать, почему он приехал в этот город, пока никому не удавалось. Он мало говорил, но бумаги заполнял хорошо и внимательно, и изредка улыбался все еще той легкой смущенной улыбкой, с каждым разом все больше нравившейся Чонину, который уже успел восстановиться в связи с отменой его переезда.
Чонину повезло встретить Кёнсу утром его первого выходного дня — он набирал чистую воду у родника. Ночью до этого прошел ливень, и все улицы теперь были в лужах, поэтому на Кёнсу была теплая куртка с капюшоном и забавные красные резиновые сапоги с двумя белыми полосами окантовки под коленями, увидев которые, Чонин рассмеялся.
— Ну и что такого? — Кёнсу смерил того недовольным взглядом и поднял уже заполненное водой ведро, направляясь к дому.
— Ничего, просто милые сапоги, — улыбнулся Чонин.
Кёнсу развернулся к нему, вопросительно подняв бровь.
— Нет, правда, милые! У меня такие в четыре года были.
Лицо Кёнсу вытянулось, и он, быстро зачерпнув рукой воду в ведре, брызнул ею в Чонина. И рассмеялся.
— Эй, она же холодная! — возмутился Чонин, ощупывая намокший воротник.
— Ну раз уж я в этих сапогах четырехлетнего, то мне можно, — Кёнсу продолжил смеяться, широко улыбаясь и щуря глаза так, что они превращались в тонкие полумесяцы. И Чонин обманывал себя в том, что после этой улыбки еще мог злиться на него, и от нее не защемило вдруг в груди.
— Не хочешь погулять сегодня по городу? — он выпалил это на одном выдохе, как-то неосознанно, словно выронил что-то из рук.
— Что? — Кёнсу удивленно повернулся к нему.
— У нас сегодня выходной, и...
— Мне хочется посидеть дома, — Кёнсу отрицательно мотнул головой.
— Эй, но ты ведь так ничего и не видел! И все равно каждый вечер сидишь дома. Пошли...
— Чонин, я хочу остаться дома! — четко проговорил тот и ускорил шаг.
— Кёнсу! — Чонин сделал то, чего сам от себя не ожидал — крепко схватил его за свободную руку. Пальцы Кёнсу были почему-то почти горячими и довольно крепкими, и Чонин цепко держался за его кисть. — А я хочу, чтобы ты составил мне компанию. Уступи мне сегодня. Пожалуйста.
Кёнсу смотрел на Чонина долго и растерянно, но руку так и не вырвал.
— Только недолго.
Чонин и на это был согласен.
Они бродили по окрестностям меньше часа — в маленьком городе действительно было почти нечего показывать, что заметно огорчало Чонина. Мелко моросил слабый дождь, и Кёнсу надвинул капюшон своей куртки почти до бровей, по привычке опуская взгляд под ноги.
— Чонин, если это все, то я пойду? — несмотря на какую-то чувствующуюся неловкость, Кёнсу не ответил резко, а именно спросил.
— Тебе не нравится погода? Давай тогда посидим где-нибудь под крышей.
— Нет, все хорошо, я просто хочу домой, — Кёнсу поежился, поджав губы, и Чонин разочарованно вздохнул. Он уже понял, что тот переехал сюда не просто так, а чтобы скрыться от прошлого, но сейчас Кёнсу прятался и от настоящего, чего Чонин не мог принять. Ведь в настоящем был он.
— Слушай, Кёнсу, я не знаю, от чего или кого ты запираешься, да это и не важно на самом деле. Просто не запирайся от меня, хорошо? — Чонин разочарованно вздохнул. — Увидимся завтра.
Он развернулся, чтобы уйти домой, но Кёнсу его окликнул:
— Эй, Ким Чонин!
Тот остановился, не оборачиваясь.
— Надень капюшон! — сказал Кёнсу строго, а потом гораздо тише добавил: — Я подумаю.
И Чонин, счастливо улыбаясь, послушно натянул капюшон куртки на чуть влажные от дождя волосы.
Нет, в этом его стремлении к Кёнсу не было ничего странного: просто он милый, и он его ровесник. Ничего больше. Наверное.
Следующий рабочий день начался вполне обычно: они опять разбирали посылки и редкие письма, и Кёнсу как обычно молчал, но потом, в обеденный перерыв, принес посылку с неразборчиво записанным адресом. И вместо того, чтобы есть, они полчаса спорили о том, что же там было указано — вряд ли это можно было назвать весельем, но Чонин все равно был рад, невзирая на то, что остался в тот раз голодным.
Холодные дни северной весны тянулись дальше. На самом деле, Кёнсу не очень-то изменился: он продолжал сторониться других и всегда спешил домой, но, по крайней мере, он больше не избегал Чонина и все чаще улыбался. А Чонину, пожалуй, больше ничего и не было нужно.
С того момента той прогулки под дождем прошло всего лишь три недели, а они уже успели устроить на сортировочной станции настоящий погром. Чонин, конечно, был инициатором, но он и не думал, что Кёнсу так легко поддастся уговорам. Тот поначалу был недоволен и возмущался, что они уже не дети, но Чонин все равно затащил его за груду пустых коробок, оставшихся после формирования партии, где они по плану должны были спрятаться, чтобы кого-нибудь потом напугать. На самом деле, там они просто сидели и, зажав рты руками, тряслись от беззвучного хохота, но Кёнсу опять щурил глаза, и у него были слишком теплые ладони, чтобы Чонин мог о чем-то пожалеть. Даже о том, что вместо запланированного розыгрыша неловко повалился назад и опрокинул целую колонну из посылок — оба получили по выговору, а Чонин — еще и сердитый взгляд от Кёнсу, который, несмотря на недовольство, все равно помог навести порядок.
Чонин отпустил Кёнсу пораньше и закончил уборку сам, поэтому, когда он, наконец, отправился домой, было уже совсем темно, и входную дверь пришлось открывать на ощупь. Вернее попробовать открыть, потому что замок никак не поддавался: Чонин несколько минут пытался провернуть ключ, но у него так и не получилось. Рассматривать скважину в темноте было бессмысленно, и он решил пойти к Кёнсу.
До его дома Чонин дошел не без труда и постучал дважды, прислушиваясь: внутри было совсем тихо и ему никто не ответил. Поэтому он позвал сам:
— Кёнсу, не волнуйся, это я. Открой, пожалуйста.
За дверью раздался знакомый шум.
— Чонин? — Кёнсу удивленно выглянул из-за двери. Точно так же, как и в первую их встречу.
— Я тебя не разбудил? У меня замок на входной двери заело. Можно у тебя переночевать?
— О... Да, конечно. Проходи, — Кёнсу впустил его внутрь, виновато улыбаясь. — Вообще у меня темно и довольно тесно, но если тебя это не смущает...
— Вовсе нет.
Дом Кёнсу действительно был маленьким и достаточно темным: в распоряжении у него было всего две комнаты, а единственным источником света служила керосиновая лампа, стоящая на столе напротив входа. И днем здесь вряд ли было светлее, потому что Кёнсу до сих пор не отодрал доски от некоторых заколоченных окон.
Чонин повесил куртку у входа и разулся, отметив, что Кёнсу все-таки еще не ложился.
— Ты думал, я тебя не впущу после сегодняшнего? — спросил Кёнсу после того, как закрыл дверь.
— Просто... — Чонин, вздохнув, потер лоб. — Извини.
— Ничего, — Кёнсу мягко улыбнулся. — На самом деле это было весело. Вот только у меня всего одна кушетка и... — он задумался, когда Чонин присел на нее с краю.
— Ничего страшного, — улыбнулся тот.
— Думаешь поместимся? Ну, хорошо. Я просто думал, что ты будешь против того, чтобы спать вместе, — замялся Кёнсу. Чонин на самом деле и не думал об этом, он хотел сказать, что поспит и на полу, но возражать, конечно, не стал.
— Тебе нравится этот дом? — спросил он, оглядываясь. На столе, покрытом синей клетчатой скатертью, рядом с керосиновой лампой стояла та самая железная кружка, на боку которой были нарисованы ромашки.
— Не могу сказать, что сильно, но... — Кёнсу сел рядом с ним. — Здесь неплохо. К тому же я очень дешево его купил. О, а что у тебя со свитером? — он чуть оттянул свитер Чонина снизу, показывая разорванные шерстяные нити.
— Вот ведь! — Чонин с досадой осмотрел дырку: это был его любимый свитер, а он даже не знал, когда и как успел его порвать.
— Давай я зашью? — предложил Кёнсу, вставая.
— Ты умеешь?
— Не очень хорошо, но постараюсь, — кивнул он, доставая нитки. — По крайней мере, петли не будут распускаться. Сними его.
Чонин осторожно стянул свитер за горловину и смущенно протянул его Кёнсу. Под свитером на нем ничего не было, поэтому Кёнсу тоже заметно смутился и накинул ему на плечи плед:
— Держи вот... Не мерзни.
Шерстяной плед колол плечи и живот, но Чонин все равно завернулся в него и, прислонившись спиной к стене, стал наблюдать за Кёнсу, сидящим у стола.
— Может быть завтра зашьешь? Сейчас темно.
Тот поднял взгляд на Чонина и легко улыбнулся в ответ.
Чонин пытался совладать со сном, чтобы последить за Кёнсу подольше, но вскоре все равно задремал, убаюканный тишиной и неярким светом. Когда он снова открыл глаза, Кёнсу уже заснул, упираясь лбом в столешницу и прижимая к себе его свитер — ему скорее всего просто было зябко в тонкой рубашке. Чонин перетащил его на кушетку и, погасив лампу, устроился рядом, накрывая пледом их обоих и снова засыпая.
Весна близилась к концу, готовясь уступить место прохладному лету, вечера становились светлыми, а морская вода — немного теплой. В один из таких дней Чонин понял, что Кёнсу особенный. Не только потому, что на любимом свитере Чонина теперь был плотный ниточный шов, чуть стягивающий крупные петли. И не потому, что волосы Кёнсу, как казалось Чонину, пахли морской солью. И даже не потому, что его ладони были самыми теплыми в любую непогоду.
В тот день солнце то и дело лениво выглядывало из-за облаков, и Чонин наблюдал за тем, как тени ложатся на щеки Кёнсу, когда он улыбается. Они бродили по серому побережью: высматривали города на горизонте, убегали от все еще довольно холодных волн и кидали в воду найденные плоские камни так, чтобы они отскакивали от поверхности воды. Кёнсу, впрочем, в этом всегда выигрывал.
— Знаешь, я все-таки скучаю по морю, — сказал Чонин, поправляя отросшую челку Кёнсу, поднятую ветром.
— А это разве не море? — хихикнул тот, показывая на волны, подступающие к ногам.
— Это не то. Этого недостаточно, — вздохнул Чонин. — Понимаешь, я... Я просто хочу на плавучий город. Может мы уедем, Кёнсу? Вместе.
— Тебе так плохо здесь? — Кёнсу с досадой качнул головой.
— Нет. Но я скучаю по другим берегам, понимаешь? По Южному архипелагу, например. Ты так когда-нибудь был?
— Конечно, — улыбнулся Кёнсу. Чонин, предаваясь воспоминаниям, прикрыл глаза.
— Когда город останавливался в теплых водах, мы всегда прыгали в море с платформы, — усмехнулся он. — Хорошее было время.
Чонин представил, как прыгали бы они с Кёнсу — тот, конечно, был бы против, и точно бы смущался, а Чонин тащил бы его за руки к краю платформы, и они вместе неловко падали бы вниз.
— Я хочу остаться тут. В этом городе, — сказал Кёнсу, когда они возвращались к насыпи. Он подошел к платформе вплотную и провел по ней рукой так, как гладят бока крупны животных — Чонин пораженно смотрел на него и не верил своим глазам, узнавая в жестах Кёнсу свои собственные.
«Кёнсу особенный», — понял Чонин. «Кёнсу тоже его чувствует».
Наверное, они смогут остаться в этом городе дольше всех. Будут сидеть ночью у костра во дворе дома Чонина и смотреть на звезды. А потом, когда закончится еда, соберут вещи, запрут дома и пешком отправятся в гавань. Или наоборот, все оставят здесь, кроме той железной кружки с ромашками — Чонин заберет ее, даже если Кёнсу будет против. Может быть будет дождливо, и на Кёнсу опять будут эти его красные сапоги с белыми полосами, в которых он сможет ходить по лужам и мокрой траве, а может солнечно, и они пойдут прямо через цветочное поле. И поселятся в первом крупном городе, который придет в гавань. Или останутся в ней и будут по выходным возвращаться сюда, на холодный берег с серым песком.
Просто Кёнсу был особенным. И Чонин решил показать ему свое особенное место.
Он открыл его в конце осени вместе с бывшим соседом: заброшенный городской маяк даже не был заперт или запечатан, и тяжелая входная дверь, пусть и не очень быстро, но все же поддалась. Внутри все оставалось нетронутым, и если бы не слой пыли на навигационных приборах и обрывки паутины в углах комнаты оператора, никому бы и в голову не пришло, что маяк недействующий. В его толстых прочных стенах, винтовой лестнице, панорамном оконном проеме операторской — во всем этом было свое особое волшебство, словно где-то здесь был спрятан клад. Или сам маяк и был этим кладом. И даже море выглядело оттуда как-то по-другому — словно бы было глубже и прозрачнее.
Чонин подталкивал Кёнсу в спину, закрыв его глаза ладонью.
— Даже не думай подглядывать!
— Чонин, в этом городе нечего больше показывать, отпусти меня, — Кёнсу все равно почти без протестов шел вперед и тихо смеялся.
— Неправда! Еще как есть, вот увидишь, — он усмехнулся, когда они подошли к массивной кирпичной колонне маяка. — Зажмурь глаза. И не подглядывай! Я быстро.
Чонин отпустил его и, проверив, что тот действительно зажмурился, кинулся к двери и повис на ее ручке всем весом. В последний раз он был здесь в конце зимы, еще до приезда Кёнсу, и, как и всегда, дверь никак не запер. Она предательски скрипнула, открываясь, и Чонин, с трудом сдержав желание пнуть ее ногой, вернулся к Кёнсу, быстро заталкивая того внутрь и снова закрывая его глаза.
— Ты ведь ничего не видел?
— Не видел, не волнуйся, — Кёнсу тихо рассмеялся. — Веди уже.
— Тут лестница. Сейчас ступенька будет, — Чонин подвел его вплотную, так, чтобы тот касался выступа носками ботинок, и Кёнсу, аккуратно подняв ногу и проверив высоту, поднялся на нее.
— Это ведь не могло быть просто, да Чонин? — хмыкнул он, неловко делая следующий шаг.
— Не бойся, я ведь тебя держу, — улыбнулся Чонин, поднимаясь за ним. — Тебе понравится.
— Что-то это мне уже не нравится, если честно...
— Да ну брось, Кёнсу.
Они прошли полкруга винтовой лестницы, когда Кёнсу остановился, как-то странно сжавшись.
— Что случилось? — Чонин даже поднялся на ступеньку рядом с ним, чтобы посмотреть на его лицо.
— Мы ведь в маяке, да? Ты затащил меня в маяк? — спросил он дрожащим потерянным голосом. Чонин вздохнул.
Ну ладно, он признавал, это действительно было несложно. Снаружи было хорошо слышно волны, да и эта лестница... Но, в конце концов, он и не надеялся, что Кёнсу ничего не поймет до самой операторской, поэтому убрал руки.
— Ну ладно, сознаюсь, это наш городской маяк, — Чонин развернулся к узкому проему маленького окна, рядом с которым они остановились. — Там наверху вид еще лучше. Идем.
Он улыбнулся и взял Кёнсу за руку, но тот резко ее вырвал:
— Не хочу.
Его губы дрожали, пока он смотрел на удивленного Чонина, а потом развернулся и начал спускаться, ведя рукой по кирпичной стене, чтобы сохранить равновесие.
— Кёнсу? Что-то не так? — Чонин спустился за ним, никак не понимая, в чем допустил ошибку. — Подожди, Кёнсу!
Тот быстрым шагом удалялся от маяка, а после того, как Чонин позвал его еще раз, и вовсе сорвался на бег.
Чонин догнал Кёнсу только у двери его дома, которая захлопнулась у него перед носом — Чонин прислонился к ней ухом, стуча по дереву раскрытой ладонью:
— Кёнсу! Скажи мне, что случилось? Слышишь?
В доме стоял какой-то шум, по которому Чонин никак не мог понять, что тот делает. Он стоят так довольно долго, все еще пытаясь достучаться, пока открывающаяся дверь не оттолкнула его. На пороге стоял Кёнсу с дорожной сумкой в руках.
— Кёнсу? — Чонин удивленно выдохнул.
— Я уезжаю.
— Но... — он взволнованно смотрел на него и даже не знал, что сказать. — Но ты же не хотел... Мы же...
— А вот теперь захотел, — мрачно ответил Кёнсу и двинулся вперед. Чонин вовремя очнулся, перехватывая его, и, затолкнув обратно в дом, захлопнул дверь и встал перед ней так, чтобы Кёнсу не мог пройти.
— Выпусти меня, Чонин, — слова прозвучали сухо и почти безжизненно.
— Что случилось в городе, в котором ты жил до этого? — строго спросил Чонин.
— Это не важно, — Кёнсу болезненно нахмурился.
— Нет, это важно, Кёнсу, — Чонин, сглотнув, сжал руки в кулаки. — Почему ты переехал сюда? От чего ты сбежал? От чего ты бежишь сейчас?
Кёнсу прикусил губу, отводя взгляд, а потом вновь посмотрел на Чонина, с вызовом.
— Раньше я был помощником оператора маяка. И из-за моей ошибки в навигации город столкнулся с другим, — он судорожно вздохнул, продолжая: — Теперь ты доволен, Чонин? Выпустишь меня?
— Я тебя не понимаю...
— Конечно, Чонин, ты ведь ничего об этом не знаешь! — Кёнсу сорвался на крик, отбросив сумку в угол. — Ты... Да ты, наверное, даже представить не можешь, какого это — совершить такую ошибку. Поставить крест на всех своих мечтах. Уезжать из города с позором, потому что все будут тебя ненавидеть... Быть может мне и повезло, что тогда никто не пострадал, но я все равно виноват, понимаешь?
Чонин беззвучно открывал рот, словно рыба, выброшенная на берег, не зная, что на это можно ответить. В глаза Кёнсу стояли слезы, и сам он впервые был таким: отчаявшимся и напуганным. Разбитым. Словно это не у него была такая красивая теплая улыбка, от которой он жмурился так, что у Чонина щемило в груди. Всегда щемило.
— Я переехал сюда в надежде, что все осталось позади, что оно больше меня не догонит... — Кёнсу зажмурился, и слезы побежали по его щекам вниз, мягко очерчивая подбородок и капая на пол. А потом, не стирая их, опять поднял сумку и двинулся к двери: — Я знаю, что ты обо мне сейчас думаешь, поэтому просто выпусти меня.
Вместо этого Чонин снова поймал его, крепко прижимая к груди.
— Все хорошо, Кёнсу.
Он стоял неподвижно, опустив руки, а потом, наконец, бросил сумку и, крепко обнимая Чонина, разрыдался.
Чонин гладил его по дрожащим плечам, а Кёнсу все судорожно всхлипывал.
— Прекрати. Просто прекрати, слышишь?
— Все презирают меня.
— Я не презираю тебя, Кёнсу. Может быть когда-то ты и совершил ошибку, но ты мой друг, и я не отвернусь от тебя из-за этого. Для меня ты тот, кто может подарить этому городу надежду.
Кёнсу сжался в его руках.
— Нет, Чонин, я больше никогда не буду заниматься навигацией.
— Но ты ведь хочешь, правда? — Чонин зарылся пальцами в его волосы. — Ты действительно можешь все изменить: и для себя, и для нас. Подумай над этим, хорошо? Я готов носить капюшоны в любую погоду.
Кёнсу улыбнулся сквозь слезы:
— Ты еще такой ребенок, Чонин.
Тот ничего не ответил — только уткнулся носом в его висок, вновь чувствуя аромат морской соли на его волосах.
А через пару дней, когда Чонин сидел у «птиц» и разбирал большой ящик с письмами, Кёнсу подошел к нему, неловко заламывая пальцы:
— Ты не мог бы... сходить со мной к маяку сегодня?
Чонин бросил ящик и, несмотря на то, что рабочий день еще не закончился, потащил Кёнсу на улицу, по пути натягивая на плечи куртку и демонстративно надевая капюшон.
Кёнсу снова смеялся, едва поспевая за ним. А Чонин просто был счастлив.
Обзорное окно операторской заливали солнечные лучи. Кёнсу, чуть щурясь, осматривал приборную панель, стирая пыль пальцами, чтобы прочитать подписи у рычагов. Чонин, закрывшись ладонью от солнца, за ним наблюдал.
— Я, честно говоря, до сих пор не понимаю, что именно делает оператор.
— Корректирует маршрут города.
— Да, но... Как?
— Ну... — Кёнсу прикусил губу. — Оператор следит за огнями других городов и сообщает о их местонахождении своему. Тут у вас старый навигационный пульт, с рычагами, при их переключении к платформе поступает вот такой импульс, — он повернулся к Чонину и постучал пальцами по его запястью, плечу, щеке. — И город их понимает. В новые панели теперь просто волновые трансляторы устанавливают.
— Ты работал с рычагами? — спросил Чонин, с трудом подавив в себе желание попросить показать импульсы еще раз.
— Недолго совсем, в начале, когда только устроился помощником, — вздохнул Кёнсу. — Мне еще разрешение на такую должность в гавани получать надо, я собирался сдавать контрольное навигационное корректирование, но... Произошло то, что произошло.
Чонин положил руки ему на плечи.
— Если ты этого хочешь, то тебе просто нужно решиться попробовать.
— Я боюсь, — прошептал Кёнсу.
— Эй, у тебя же есть я. И я от тебя не отвернусь, — улыбнулся Чонин.
Они стали приходить к маяку каждый день: Кёнсу тщательно изучал схемы и чертежи, найденные в одной из кладовок, а Чонин помогал ему убираться в комнатах маяка. И когда на небольшом столе в углу операторской появились клетчатая скатерть, керосиновая лампа и железная кружка с нарисованными ромашками на покрытом эмалью боку, все встало на свои места.
Именно здесь, на этом столе, Чонин однажды утром нашел короткую записку, гласившую «Я попробую». А позже днем узнал, что Кёнсу попросил подбросить его до гавани водителя грузовика продовольственной лавки.
Вести из гавани вернулись раньше самого Кёнсу: через день, придя на работу, Чонин обнаружил коллег, стоящих у входа, и наблюдающих, как еще не отсортированные посылки и уже готовые партии выносят из здания и без разбора грузят для транспортировки.
— Станцию возвращают в гавань, мы теперь снова рядовое почтовое отделение, — бросил ему кто-то, и Чонин сначала пораженно застыл на месте, но потом, наконец, понял, что это просто означало, что у Кёнсу все получилось.
В почти покинутый город вдруг стали возвращаться люди: те, кто переехал из него в гавань, и те, кто просто приехал посмотреть на город, который вернется с берегов в море: все же то, что молодой, только прошедший проверку оператор выбрал для работы такой город, было случаем уникальным.
И сама каменная платформа, как казалось Чонину, дрожала и ворочалась в песке, словно город уже все знал, и ему не терпелось снова оказаться в холодных водах. Чонин наблюдал за тем, как все вокруг вдруг оживает, и в мыслях отвечал городу: «Скоро, старина, скоро отправимся».
Уже наступила ночь, но взволнованный город так и не уснул. Чонин, чуть дрожа от прохлады в своей тонкой рукашке, стоял и смотрел, как на маяке устанавливали новые, привезенные вечером из гавани фонари: центральный уже работал, ярко освещая эту часть города, и рабочие занимались заменой вспомогательных фонарей-сателлитов.
— Это так красиво, — выдохнул он сам себе.
— Очень, — послышался знакомый голос.
— Ты опоздал на свой собственный праздник, — усмехнулся Чонин, не сводя глаз с маяка. Вставший рядом с ним Кёнсу рассмеялся.
— Зато я первых почтовых птиц привез. Пока только две клетки отдали, правда, но потом еще выделят, — он поджал губы, а потом вдруг бросился обнимать Чонина, повиснув у того на шее. — Спасибо тебе.
— Ты молодец, Кёнсу, — Чонин, жмурясь, потрепал его по волосам, а потом, когда тот снова встал рядом, смущенно улыбнувшись, взял Кёнсу за руку и мечтательно вздохнул. — Представь только: скоро выйдем на воду! Я до сих пор поверить не могу! Ветер, волны...
— Ты так сильно хочешь в море? — разочаровано спросил Кёнсу, вынув ладонь из рук Чонина, и тот чуть было сразу не ответил громкое «Да!», но вовремя сообразил, что вопрос был совсем не о том.
Рабочие заканчивали подключать сателлиты, и они по очереди загорались красными огнями под основным фонарем. Где-то стрекотали сверчки и еле слышно шумели прибрежные волны. Чонин снова взял Кёнсу за руку, крепко сжимая его ладонь в своей, и, сияя, сказал именно то, что и должен был сказать:
— Я так сильно хочу в море с тобой.
Автор: Анонимный аноним
Количество слов: ~ 6500
В ролях: Ким Чонин, До Кёнсу
Жанр: преслэш, АU с элементами фэнтези, флафф
Рейтинг: PG-13
Ключ: «And if I have to switch the lights off, I wanna switch them off with you» («И если мне придется выключить свет, я хочу выключить его с тобой»)
От автора: Выражаю огромную благодарность альфа-ридерам за помощь в подготовке и редактировании этой работы.
Краткое содержание: Родной город Чонина — один из едва ли десятка плавучих городов, которые больше не могут выходить в море. Но у Чонина все же есть повод в этом городе остаться.
→
Сказать, что Чонин сильно удивился, когда очередным промозглым весенним утром ему вручили посылку для доставки — ничего не сказать. Нет, на местной сортировочной станции посылки были далеко не редкостью, но обычно их, как и письма, нужно было лишь распределять по направлениям, а доставлять в этом крохотном городке уже было некому, да и нечего. Но раз уж что-то появилось, нужно было вручить это получателю, поэтому Чонин проверил адрес и вышел из здания почты на пустые сырые улицы.
С моря дул холодный ветер, и Чонин все время подтягивал воротник свитера повыше, радуясь, что посылка не тяжелая. На самом деле, работа на почте была очень скучной, и платили за нее гроши, но в умирающем на суше городе заниматься было больше нечем. Когда-то у них было настоящее почтовое отделение с птицами-курьерами и красивой вывеской — сейчас же, когда город перестал выходить в море, ничего не осталось, кроме сортировочной станции, перенесенной из Северной гавани, чтобы в городе было хоть немного рабочих мест, и он не был покинут слишком быстро. Но людей все равно осталось совсем мало, да и сам Чонин уже готовился к переезду: хотя бросать родной город для него было очень тяжело, смотреть на то, как он умирает, было, пожалуй, еще тяжелее.
Дом по указанному адресу оказался маленькой одноэтажной деревянной постройкой с заколоченными окнами — Чонин вздохнул о том, что зря пришел, потому что, по всей видимости, отсюда уже съехали, но в дверь все же постучал. Поначалу внутри было тихо, но после повторного стука раздался какой-то грохот, за которым последовали едва различимые шаги.
— Кто там? — дверь не открыли, но говорили достаточно громко — пожалуй, даже слишком громко для Чонина, который прислонился к щели между дверью и косяком ухом.
— Я с почты... — ответил он, немного растерявшись. — Ну, в смысле я сотрудник, у меня для вас посылка.
— Это какая-то ошибка, — ответ был строгим и категоричным. — Я не жду никаких посылок.
— Но адрес-то ваш. Вот: десятая линия, дом номер три, — зачитал Чонин с наклеенного на посылку почтового направления. — Верно ведь?
Из-за двери послышался скрип засова, и в открывшемся нешироком проеме показался парень, немного ниже Чонина и едва ли большой с ним разницы в возрасте.
— Я должен что-то подписать? — он смотрел снизу вверх удивленно и будто бы немного потеряно. Чонин почесал затылок, не сразу поняв вопрос, потому что все пытался вспомнить, видел ли этого парня раньше.
— А? Нет. У нас нет бланков, мы почти не занимаемся рассылкой. Просто берите, и... — он коротко заглянул внутрь и успел заметить на деревянном полу железную кружку с каким-то цветочным рисунком, под которой расползалась лужа, — у вас там пролилось.
— О, да, — парень обернулся, кивнул и забрал у Чонина бумажный сверток с посылкой. — Спасибо.
По тропинке Чонин вернулся от двери к линии и уже свернул на, когда его окликнули:
— Постойте! — парень стоял с посылкой на крыльце, будто бы с трудом решая — идти ли дальше, но потом все же подошел к Чонину, неловко семеня ногами. — Подождите. Здесь все-таки ошибка, это для предыдущего владельца дома, — он развернул коробку и показал написанные от руки и уже почти стертые реквизиты с именем получателя: «госпоже Ким Суджин».
— Да, похоже, посылка долго у нас пролежала, — Чонин только сейчас задумался над тем, как сильно пожелтела упаковочная бумага. А потом его осенило: у таких домов в таких городах не бывает новых владельцев.
— Но ведь получается...
— Госпожа Ким, наверное, осталась в Северной гавани, — перебил его парень. — Правда, я не знаю, где точно. Я только купил у нее дом.
Чонин едва не выронил посылку из рук, поднимая пораженный взгляд на собеседника. Оставшихся в голове мыслей хватило только на краткое:
— Когда?
— На прошлых выходных. Но сюда перебрался только позавчера.
— То есть... — Чонин все еще пытался понять, не сошел ли он с ума. — Я правильно понимаю, ты переехал в этот город? В этот? Который не выходит в море?
— Ну... Да, — парень неловко замялся и пожал плечами, кажется, совсем не возражая против того, что почтальон начал разговаривать фамильярно. — Так сложились обстоятельства.
— Ты не подумай ничего такого, просто это странно, — Чонин мотнул головой и выдохнул. — Ладно, я... Я пойду тогда. Жаль, что мы не успели.
Парень только кивнул в ответ. А потом снова окликнул его, буквально через несколько шагов:
— Подожди! Я тут еще...
Чонин обернулся.
— Мне нужна работа, и я подумал, что ты мог бы что-нибудь мне подсказать, — он прикусил губу, натягивая рукава кофты вниз, чтобы не мерзли пальцы.
— Ну вот разве что почта, правда платят мало. Пошли, сразу устроишься.
— Тогда я завтра загляну. Спасибо, — ответил он, чуть улыбаясь. Ветер поднимал и смешно топорщил пряди его волос, и Чонин почему-то подумал, что этот странный парень на самом деле милый. Особенно когда улыбается.
— Я вечером уезжаю уже. Если хочешь, чтобы я все тебе показал, пошли сейчас, — Чонин помахал ему рукой. Парень огляделся по сторонам и, вздохнув, поплелся за ним, вжимая голову в плечи и сильнее оттягивая рукава.
Идти до здания бывшего почтового отделения было недолго. Чонин ежился от холода, а его спутник шаркал подошвами ботинок по гравию и изредка растерянно оглядывался.
— Ты уже осмотрел город? — Чонин решил прервать молчание, которое казалось ему каким-то неловким. Парень поднял на него немного рассеянный взгляд и отрицательно покачал головой, словно бы виновато улыбнувшись:
— Я бы предпочел вообще не выходить из дома, если честно.
— О... — Чонин не нашел, что на это ответить, поэтому, немного подумав, решил сменить тему: — Попроси потом кого-нибудь на почте, они все тебе покажут. Там вообще хороший коллектив, правда наших ровесников нет — все уехали уже.
Немой вопрос, о том, почему он сам до сих пор оставался в городе, так явно читавшийся в глазах собеседника, Чонин предпочел проигнорировать.
Здание почты было сразу за последним поворотом: Чонин кивнул в его сторону и, поднявшись на крыльцо и широко открыв дверь, объявил:
— А я себе замену привел!
Главный холл бывшего почтамта был весь заставлен разными коробками, грозящими попадать вниз в любой момент. Несколько человек уносило их из одного угла, исчезая в коридоре. Немолодая женщина, стоявшая у центральной стойки, оторвалась от проверки каких-то бумаг и подняла на Чонина недовольный оценивающий взгляд:
— Лучше бы посылку доставил!
— Это к «птицам», получатель уехал уже, — чуть тряхнув запакованной коробкой, улыбнулся Чонин и подтолкнул своего спутника вперед: — А это вот... — он осекся, поняв, что так и не спросил, как того зовут.
— Кёнсу, — ответил он, но его тихий голос утонул в шуршащем шуме опрокинувшегося со стойки ящика с письмами. — До Кёнсу.
— Это Кёнсу, — повторил Чонин громко. — Он переехал сюда недавно, и ему нужна работа.
В одно мгновение в холле повисла тишина, и все, кто до этого не обращал на них совсем никакого внимания, повернулись, чтобы посмотреть, выглядывая из-за высоких, требующих сортировки пирамид. Под их взглядами Кёнсу сжался и попятился назад, наталкиваясь спиной на Чонина, но тот мягко положил руку ему на плечо, чтобы остановить.
К счастью, никто не стал комментировать переезд Кёнсу, и только оглядев его, все опять принялись за работу.
— Ну, — женщина за стойкой покачала головой, — ему в кабинет начальника надо. Но сначала посылку отнесите. И, Чонин, покажи ему все тут.
Чонин кивнул, и потащил Кёнсу за собой.
— Значит, тебя зовут Чонин? — Кёнсу остановился, когда они вошли в коридор и повернулся к нему. И на них тут же налетел кто-то из сотрудников, переносивших коробки:
— Вы хоть на проходе не стойте!
— Извините, — Чонин неловко поклонился и повел Кёнсу дальше. — Да, Ким Чонин.
Кёнсу мягко улыбнулся, чуть щурясь, и Чонину на мгновение показалось, что он уже жалеет о том, что сегодня покидает город.
— И куда мы сейчас идем? «К птицам»? — спросил Кёнсу, оглядываясь по сторонам.
— «К птицам», — подтвердил Чонин.
— И что это значит? — в недоумении Кёнсу поднял брови, а Чонин только усмехнулся, открывая перед ним последнюю по коридору дверь.
Новое помещение было достаточно просторным, но холодным из-за незастекленных проемов под высокими, находящимися на уровне второго этажа потолками.
— Ого... — пораженно выдохнул Кёнсу, оглядывая эти проемы, потемневшие жерди, пустые кормушки и небольшую, накрытую темно-зеленым брезентом горку в одном из углов.
— Здорово, правда? — улыбнулся Чонин. — Здесь у нас когда-то жили почтовые птицы, а теперь вот пусто. Поэтому тут оставляют то, что не прошло сортировку: неправильно подписанное, к примеру, а иногда даже посылки с недостаточным количеством марок попадаются. Их три раза в месяц забирают партией в гавань, а все остальное — два раза в неделю.
Чонин поднял брезент и поставил коробку с посылкой к остальным.
— А накрываете зачем? — Кёнсу чуть наклонился, чтобы разглядеть получше.
— От дождя. Из-за проемов для птиц тут часто все намокает, когда ветрено. А других помещений нет, — Чонин пожал плечами. — Ну, в целом работа тебе предстоит не сложная: разбираешь присланное для сортировки по направлениям и партиям — в основном это будут посылки, хотя письма тоже попадаются, но их обычно доставляют почтовые птицы прямо из городов. Иногда придется заполнять листы с почтовыми направлениями, если в них ошибки есть, или они отклеились. Вот и все, наверное. Если хочешь, я попрошу, чтобы тебя только на сортировке оставили — будешь только направления заполнять, и ничего таскать не придется, — Чонину, несмотря на то, что сам он трудолюбивым работником вовсе не был, очень нравилось выглядеть опытным даже в таком простом деле, поэтому он просто сиял, пока Кёнсу его внимательно слушал, но от помощи тот все же отказался:
— Не стоит. Я думаю, что справлюсь, — он опять немного смущенно улыбнулся, кивая, и Чонин отвел взгляд, позвав его обратно.
— Смотри: эта и следующие две двери направо — хранилища, туда складывают уже отсортированное. Все, что только что привезли — в зале напротив, и еще в холле очень много. Ну, ты видел, — продолжил объяснения Чонин, когда они вышли из бывшего вольера.
Кёнсу кивнул.
— Но... Какой в этом смысл? Разве не проще сортировать все в самой гавани?
Чонин прикусил губу.
— Ты приехал в умирающий город, Кёнсу. Оглядись. Если бы не станция сортировки, здесь бы уже никого не осталось.
— Я... — Кёнсу осекся, опустив взгляд, — я надеюсь, этот город проживет немного дольше...
— Я тоже, — Чонин тяжело вздохнул, отворачиваясь и прикрывая глаза. — Я тоже.
Он быстро показал Кёнсу оставшиеся помещения, и привел его обратно в главный холл, в котором продолжали разбирать коробки.
— Ну вот, вроде, и все. Знакомься с остальными, устраивайся. А мне пора уже, а то до заката не успею.
Проходивший мимо работник средних лет с массивным ящиком наперевес остановился рядом:
— Уже уходишь, Чонин? Подождал бы, послезавтра приедут забирать готовые партии, они бы тебя подкинули.
— Да ничего, — отмахнулся тот, — я и пешком дойду, тут по берегу часа два с половиной будет, наверное. Всем пока! Удачи, Кёнсу!
Кёнсу мягко улыбнулся и помахал ему на прощанье рукой.
Дома Чонин лишь быстро перекусил и прихватил с собой уже приготовленный рюкзак, потому что ему в самом деле стоило поторопиться — приходить в гавань совсем поздно не стоило. Он тщательно проверил, хорошо ли закрыл замок на входной двери, и направился к краю городской платформы.
Городок расположился на северном берегу, в десятке километров от гавани: здесь была широкая коса из темного серого песка, над которой теперь возвышалась трехметровая каменная платформа. Слепой «нос» города все еще был в холодной соленой воде, а бока омывались ею только ночами, во время приливов, и Чонину казалось, что он иногда чувствует, как город чуть двигается в это время, словно пытается сильнее намокнуть в слабых волнах.
А еще Чонину часто казалось, что он чувствовал в городе что-то особенное, что все никак его не отпускало. Он много думал над тем, почему до сих пор не переехал — не покинул город даже тогда, когда уехала его семья, но так и не нашел точного ответа. Проще всего было сказать, что он не хотел покидать дом, но он и сам не знал, так ли это. В конце концов, он действительно хотел опять отправиться в море, поэтому и решился.
По насыпи на краю города, Чонин спустился на побережье и последний раз посмотрел на высокую массивную стену камня. Наверное, ему стоило сказать что-то вроде «Прощай, старина» или «Извини», но он не сказал ничего, несмотря на то, что собирался — только привычным жестом провел рукой по камню и, быстро развернувшись, зашагал по влажному песку в сторону гавани.
С моря продолжал дуть холодный ветер, иногда забиравшийся в рукава куртки, а песок неприятно прилипал к обуви, поэтому как только от прибрежной полосы отделилась дорога, поднимающаяся на холмы, Чонин свернул на нее. Обычно ее использовали только небольшие грузовики с продовольствием и специальные почтовые транспортировщики, поэтому полосы земли были видны только там, где проезжали колеса: между ними по-прежнему росла достаточно высокая трава, которая от ветра низко склонялась и била Чонина по щиколоткам. Довольно тяжелый рюкзак натирал плечи, и Чонин уже пожалел, что не послушал совета и не дождался попутного грузовика, но все же продолжал идти вперед, правда уже нехотя и гораздо медленнее.
Дорога немного поднялась над песчаной косой, и с другой стороны от нее началось цветочное поле — Чонин даже остановился посмотреть на маленькие скромные желтые и голубоватые цветы, которые пестрели уже у самой дороги и начинали распускаться все дальше от нее, расстилая на замерзших северных травах красивое цветное полотно. Чонин почему-то вспомнил о кружке, упавшей на пол в доме Кёнсу — на ней тоже были какие-то цветы, кажется, а еще и о самом Кёнсу, потому что, несмотря на то, что город умирал на суше, тот приехал именно в него. Именно к ним. Так почему Чонин не может остаться в родном городе, в который все еще переезжают жить даже в такие тяжелые времена?
Погруженный в мысли об этом Чонин совершил главную ошибку всех путешественников — обернулся назад. Он развернулся посмотреть на оставленный позади город, оглядел виднеющиеся вдалеке дома и понял, что он все-таки не хочет уезжать. По крайней мере не сейчас. Полураскрытые лютики благосклонно кивали ему своими маленькими соцветиями, а морской ветер, казалось, даже подталкивал в спину, и Чонин, не долго думая, двинулся обратно к городу.
На почте его, конечно, никто не ждал, поэтому все, кто оставался в холле, удивленно обернулись, когда он, даже не зайдя домой, чтобы оставить вещи, появился в проеме входных дверей.
— Чонин! А как же гавань?
— Я все-таки подожду, чтобы меня подбросили. К тому же, как вы тут без меня справитесь? — он сияюще улыбнулся и многие рассмеялись, кроме старших, неодобрительно покачавших головами, но Чонин не обратил внимания, выискивая в холле знакомую фигуру. — Эй, Кёнсу! Тебя проводить до дома?
Солнце, скрытое дождевыми облаками, уже клонилось к горизонту, и над городом сгущались сумерки, когда Чонин и Кёнсу вышли из здания почты и направились к десятой линии.
— Ты так и не рассказал, почему купил дом именно здесь, — улыбнулся Чонин, поправив растрепанные ветром волосы и сняв с плеч тяжелый рюкзак.
— Ты вернулся только для того, чтобы это узнать? — ухмыльнулся Кёнсу, опять начиная шаркать ботинками.
— Ну... — Чонин решил, что ответить «придорожные цветы напомнили мне о твоей кружке» будет слишком откровенно, неуместно, да и просто странно. — На самом деле, я просто подумал, что если кто-то еще приезжает в наш город, значит у него еще есть шанс, — он пожал плечами, а потом вновь развернулся к Кёнсу: — И все-таки, почему наше захолустье?
Тот поник, поджимая верхнюю губу.
— Я говорил — так получилось.
— И-и?
— Просто... Просто с прежним городом меня связывают тяжелые воспоминания. Не хочу об этом говорить, извини, — Кёнсу устало покачал головой.
— Я не буду выпытывать у тебя, почему ты переехал. Мне интересно, почему ты переехал сюда. В мире огромное количество процветающих, больших, красивых плавающих городов, но ты все же выбрал именно вынужденно остающийся на суше.
— Ну, а почему бы и нет? Мне кажется, здесь уютно, — ответил Кёнсу, слегка улыбнувшись, и если бы Чонин не заметил в его улыбке тень скованного смущения, его бы точно передернуло от ужаса. В самом деле, много ли уюта можно найти в умирающих городах?
— Ладно... — замялся он. — Как день прошел?
— Все хорошо, меня уже оформили, — кивнул Кёнсу. — Спасибо за помощь.
Они шли медленно, и Чонин, волоча за собой рюкзак, успевал пинать мелкие камешки, которые еще можно было разглядеть на дороге, а Кёнсу просто плелся рядом, точно также уставившись под ноги.
Чонин остановился возле фонаря на перекрестке двух линий и оглядел соседние дома.
— Знаешь, вечерами здесь так пусто без огней маяка. Будто город в самом деле уже вымер. Раньше их было видно из любой точки города, а теперь только фонари ненадолго зажигают, — он вздохнул, наблюдая за мелкими мошками, которые вопреки времени года уже кружились у источника света, и продолжил размышлять вслух, не заботясь о том, интересно ли это Кёнсу, и слушает ли он его: — Как-то глупо с этим вышло: после смерти оператора нашего маяка нам не смогли найти замену, потому что оборудование старое, и на нем никто не умеет работать. По крайней мере нам так говорили. Глупо же, правда?
Кёнсу распахнул глаза в удивлении:
— То есть у города не повреждена платформа? Я думал... — он нахмурился и отвел взгляд. — Я думал, что он остается на суше, как и все остальные, потому что уже разрушается платформа, и он не может выходить в море...
Для большинства городов это действительно было так: платформа не могла служить вечно, и для каждого города наступало время, когда камень начинал разрушаться, раскалываться и крошиться — города с такими платформами больше не могли выходить в море и были обречены на гибель. Их покидали сразу: оставляли у Северной гавани или Южного архипелага и просто переезжали в другой город, но родному городу Чонина просто не повезло — он не был достаточно богат, чтобы сменить оборудование и перестроить под его параметры маяк, а без оператора и минимальной навигации выход в море был строго запрещен. Все надеялись, что однажды этот небольшой город обретет новую жизнь, но он оставался на берегу уже почти целый год, и былых надежд не осталось уже ни у кого.
До десятой линии они дошли молча и коротко попрощались на перекрестке.
— Тебе не обязательно было провожать меня, Чонин, — сказал Кёнсу и сразу ушел к дому, отчего Чонина где-то внутри кольнуло обидой. Он все смотрел ему вслед, и только тогда, когда Кёнсу закрыл за собой дверь, повернул, наконец, к себе.
Будни на почте были все такими же долгими и однообразными. Кёнсу в самом деле оказался неразговорчивым и довольно замкнутым, так что узнать, почему он приехал в этот город, пока никому не удавалось. Он мало говорил, но бумаги заполнял хорошо и внимательно, и изредка улыбался все еще той легкой смущенной улыбкой, с каждым разом все больше нравившейся Чонину, который уже успел восстановиться в связи с отменой его переезда.
Чонину повезло встретить Кёнсу утром его первого выходного дня — он набирал чистую воду у родника. Ночью до этого прошел ливень, и все улицы теперь были в лужах, поэтому на Кёнсу была теплая куртка с капюшоном и забавные красные резиновые сапоги с двумя белыми полосами окантовки под коленями, увидев которые, Чонин рассмеялся.
— Ну и что такого? — Кёнсу смерил того недовольным взглядом и поднял уже заполненное водой ведро, направляясь к дому.
— Ничего, просто милые сапоги, — улыбнулся Чонин.
Кёнсу развернулся к нему, вопросительно подняв бровь.
— Нет, правда, милые! У меня такие в четыре года были.
Лицо Кёнсу вытянулось, и он, быстро зачерпнув рукой воду в ведре, брызнул ею в Чонина. И рассмеялся.
— Эй, она же холодная! — возмутился Чонин, ощупывая намокший воротник.
— Ну раз уж я в этих сапогах четырехлетнего, то мне можно, — Кёнсу продолжил смеяться, широко улыбаясь и щуря глаза так, что они превращались в тонкие полумесяцы. И Чонин обманывал себя в том, что после этой улыбки еще мог злиться на него, и от нее не защемило вдруг в груди.
— Не хочешь погулять сегодня по городу? — он выпалил это на одном выдохе, как-то неосознанно, словно выронил что-то из рук.
— Что? — Кёнсу удивленно повернулся к нему.
— У нас сегодня выходной, и...
— Мне хочется посидеть дома, — Кёнсу отрицательно мотнул головой.
— Эй, но ты ведь так ничего и не видел! И все равно каждый вечер сидишь дома. Пошли...
— Чонин, я хочу остаться дома! — четко проговорил тот и ускорил шаг.
— Кёнсу! — Чонин сделал то, чего сам от себя не ожидал — крепко схватил его за свободную руку. Пальцы Кёнсу были почему-то почти горячими и довольно крепкими, и Чонин цепко держался за его кисть. — А я хочу, чтобы ты составил мне компанию. Уступи мне сегодня. Пожалуйста.
Кёнсу смотрел на Чонина долго и растерянно, но руку так и не вырвал.
— Только недолго.
Чонин и на это был согласен.
Они бродили по окрестностям меньше часа — в маленьком городе действительно было почти нечего показывать, что заметно огорчало Чонина. Мелко моросил слабый дождь, и Кёнсу надвинул капюшон своей куртки почти до бровей, по привычке опуская взгляд под ноги.
— Чонин, если это все, то я пойду? — несмотря на какую-то чувствующуюся неловкость, Кёнсу не ответил резко, а именно спросил.
— Тебе не нравится погода? Давай тогда посидим где-нибудь под крышей.
— Нет, все хорошо, я просто хочу домой, — Кёнсу поежился, поджав губы, и Чонин разочарованно вздохнул. Он уже понял, что тот переехал сюда не просто так, а чтобы скрыться от прошлого, но сейчас Кёнсу прятался и от настоящего, чего Чонин не мог принять. Ведь в настоящем был он.
— Слушай, Кёнсу, я не знаю, от чего или кого ты запираешься, да это и не важно на самом деле. Просто не запирайся от меня, хорошо? — Чонин разочарованно вздохнул. — Увидимся завтра.
Он развернулся, чтобы уйти домой, но Кёнсу его окликнул:
— Эй, Ким Чонин!
Тот остановился, не оборачиваясь.
— Надень капюшон! — сказал Кёнсу строго, а потом гораздо тише добавил: — Я подумаю.
И Чонин, счастливо улыбаясь, послушно натянул капюшон куртки на чуть влажные от дождя волосы.
Нет, в этом его стремлении к Кёнсу не было ничего странного: просто он милый, и он его ровесник. Ничего больше. Наверное.
Следующий рабочий день начался вполне обычно: они опять разбирали посылки и редкие письма, и Кёнсу как обычно молчал, но потом, в обеденный перерыв, принес посылку с неразборчиво записанным адресом. И вместо того, чтобы есть, они полчаса спорили о том, что же там было указано — вряд ли это можно было назвать весельем, но Чонин все равно был рад, невзирая на то, что остался в тот раз голодным.
Холодные дни северной весны тянулись дальше. На самом деле, Кёнсу не очень-то изменился: он продолжал сторониться других и всегда спешил домой, но, по крайней мере, он больше не избегал Чонина и все чаще улыбался. А Чонину, пожалуй, больше ничего и не было нужно.
С того момента той прогулки под дождем прошло всего лишь три недели, а они уже успели устроить на сортировочной станции настоящий погром. Чонин, конечно, был инициатором, но он и не думал, что Кёнсу так легко поддастся уговорам. Тот поначалу был недоволен и возмущался, что они уже не дети, но Чонин все равно затащил его за груду пустых коробок, оставшихся после формирования партии, где они по плану должны были спрятаться, чтобы кого-нибудь потом напугать. На самом деле, там они просто сидели и, зажав рты руками, тряслись от беззвучного хохота, но Кёнсу опять щурил глаза, и у него были слишком теплые ладони, чтобы Чонин мог о чем-то пожалеть. Даже о том, что вместо запланированного розыгрыша неловко повалился назад и опрокинул целую колонну из посылок — оба получили по выговору, а Чонин — еще и сердитый взгляд от Кёнсу, который, несмотря на недовольство, все равно помог навести порядок.
Чонин отпустил Кёнсу пораньше и закончил уборку сам, поэтому, когда он, наконец, отправился домой, было уже совсем темно, и входную дверь пришлось открывать на ощупь. Вернее попробовать открыть, потому что замок никак не поддавался: Чонин несколько минут пытался провернуть ключ, но у него так и не получилось. Рассматривать скважину в темноте было бессмысленно, и он решил пойти к Кёнсу.
До его дома Чонин дошел не без труда и постучал дважды, прислушиваясь: внутри было совсем тихо и ему никто не ответил. Поэтому он позвал сам:
— Кёнсу, не волнуйся, это я. Открой, пожалуйста.
За дверью раздался знакомый шум.
— Чонин? — Кёнсу удивленно выглянул из-за двери. Точно так же, как и в первую их встречу.
— Я тебя не разбудил? У меня замок на входной двери заело. Можно у тебя переночевать?
— О... Да, конечно. Проходи, — Кёнсу впустил его внутрь, виновато улыбаясь. — Вообще у меня темно и довольно тесно, но если тебя это не смущает...
— Вовсе нет.
Дом Кёнсу действительно был маленьким и достаточно темным: в распоряжении у него было всего две комнаты, а единственным источником света служила керосиновая лампа, стоящая на столе напротив входа. И днем здесь вряд ли было светлее, потому что Кёнсу до сих пор не отодрал доски от некоторых заколоченных окон.
Чонин повесил куртку у входа и разулся, отметив, что Кёнсу все-таки еще не ложился.
— Ты думал, я тебя не впущу после сегодняшнего? — спросил Кёнсу после того, как закрыл дверь.
— Просто... — Чонин, вздохнув, потер лоб. — Извини.
— Ничего, — Кёнсу мягко улыбнулся. — На самом деле это было весело. Вот только у меня всего одна кушетка и... — он задумался, когда Чонин присел на нее с краю.
— Ничего страшного, — улыбнулся тот.
— Думаешь поместимся? Ну, хорошо. Я просто думал, что ты будешь против того, чтобы спать вместе, — замялся Кёнсу. Чонин на самом деле и не думал об этом, он хотел сказать, что поспит и на полу, но возражать, конечно, не стал.
— Тебе нравится этот дом? — спросил он, оглядываясь. На столе, покрытом синей клетчатой скатертью, рядом с керосиновой лампой стояла та самая железная кружка, на боку которой были нарисованы ромашки.
— Не могу сказать, что сильно, но... — Кёнсу сел рядом с ним. — Здесь неплохо. К тому же я очень дешево его купил. О, а что у тебя со свитером? — он чуть оттянул свитер Чонина снизу, показывая разорванные шерстяные нити.
— Вот ведь! — Чонин с досадой осмотрел дырку: это был его любимый свитер, а он даже не знал, когда и как успел его порвать.
— Давай я зашью? — предложил Кёнсу, вставая.
— Ты умеешь?
— Не очень хорошо, но постараюсь, — кивнул он, доставая нитки. — По крайней мере, петли не будут распускаться. Сними его.
Чонин осторожно стянул свитер за горловину и смущенно протянул его Кёнсу. Под свитером на нем ничего не было, поэтому Кёнсу тоже заметно смутился и накинул ему на плечи плед:
— Держи вот... Не мерзни.
Шерстяной плед колол плечи и живот, но Чонин все равно завернулся в него и, прислонившись спиной к стене, стал наблюдать за Кёнсу, сидящим у стола.
— Может быть завтра зашьешь? Сейчас темно.
Тот поднял взгляд на Чонина и легко улыбнулся в ответ.
Чонин пытался совладать со сном, чтобы последить за Кёнсу подольше, но вскоре все равно задремал, убаюканный тишиной и неярким светом. Когда он снова открыл глаза, Кёнсу уже заснул, упираясь лбом в столешницу и прижимая к себе его свитер — ему скорее всего просто было зябко в тонкой рубашке. Чонин перетащил его на кушетку и, погасив лампу, устроился рядом, накрывая пледом их обоих и снова засыпая.
Весна близилась к концу, готовясь уступить место прохладному лету, вечера становились светлыми, а морская вода — немного теплой. В один из таких дней Чонин понял, что Кёнсу особенный. Не только потому, что на любимом свитере Чонина теперь был плотный ниточный шов, чуть стягивающий крупные петли. И не потому, что волосы Кёнсу, как казалось Чонину, пахли морской солью. И даже не потому, что его ладони были самыми теплыми в любую непогоду.
В тот день солнце то и дело лениво выглядывало из-за облаков, и Чонин наблюдал за тем, как тени ложатся на щеки Кёнсу, когда он улыбается. Они бродили по серому побережью: высматривали города на горизонте, убегали от все еще довольно холодных волн и кидали в воду найденные плоские камни так, чтобы они отскакивали от поверхности воды. Кёнсу, впрочем, в этом всегда выигрывал.
— Знаешь, я все-таки скучаю по морю, — сказал Чонин, поправляя отросшую челку Кёнсу, поднятую ветром.
— А это разве не море? — хихикнул тот, показывая на волны, подступающие к ногам.
— Это не то. Этого недостаточно, — вздохнул Чонин. — Понимаешь, я... Я просто хочу на плавучий город. Может мы уедем, Кёнсу? Вместе.
— Тебе так плохо здесь? — Кёнсу с досадой качнул головой.
— Нет. Но я скучаю по другим берегам, понимаешь? По Южному архипелагу, например. Ты так когда-нибудь был?
— Конечно, — улыбнулся Кёнсу. Чонин, предаваясь воспоминаниям, прикрыл глаза.
— Когда город останавливался в теплых водах, мы всегда прыгали в море с платформы, — усмехнулся он. — Хорошее было время.
Чонин представил, как прыгали бы они с Кёнсу — тот, конечно, был бы против, и точно бы смущался, а Чонин тащил бы его за руки к краю платформы, и они вместе неловко падали бы вниз.
— Я хочу остаться тут. В этом городе, — сказал Кёнсу, когда они возвращались к насыпи. Он подошел к платформе вплотную и провел по ней рукой так, как гладят бока крупны животных — Чонин пораженно смотрел на него и не верил своим глазам, узнавая в жестах Кёнсу свои собственные.
«Кёнсу особенный», — понял Чонин. «Кёнсу тоже его чувствует».
Наверное, они смогут остаться в этом городе дольше всех. Будут сидеть ночью у костра во дворе дома Чонина и смотреть на звезды. А потом, когда закончится еда, соберут вещи, запрут дома и пешком отправятся в гавань. Или наоборот, все оставят здесь, кроме той железной кружки с ромашками — Чонин заберет ее, даже если Кёнсу будет против. Может быть будет дождливо, и на Кёнсу опять будут эти его красные сапоги с белыми полосами, в которых он сможет ходить по лужам и мокрой траве, а может солнечно, и они пойдут прямо через цветочное поле. И поселятся в первом крупном городе, который придет в гавань. Или останутся в ней и будут по выходным возвращаться сюда, на холодный берег с серым песком.
Просто Кёнсу был особенным. И Чонин решил показать ему свое особенное место.
Он открыл его в конце осени вместе с бывшим соседом: заброшенный городской маяк даже не был заперт или запечатан, и тяжелая входная дверь, пусть и не очень быстро, но все же поддалась. Внутри все оставалось нетронутым, и если бы не слой пыли на навигационных приборах и обрывки паутины в углах комнаты оператора, никому бы и в голову не пришло, что маяк недействующий. В его толстых прочных стенах, винтовой лестнице, панорамном оконном проеме операторской — во всем этом было свое особое волшебство, словно где-то здесь был спрятан клад. Или сам маяк и был этим кладом. И даже море выглядело оттуда как-то по-другому — словно бы было глубже и прозрачнее.
Чонин подталкивал Кёнсу в спину, закрыв его глаза ладонью.
— Даже не думай подглядывать!
— Чонин, в этом городе нечего больше показывать, отпусти меня, — Кёнсу все равно почти без протестов шел вперед и тихо смеялся.
— Неправда! Еще как есть, вот увидишь, — он усмехнулся, когда они подошли к массивной кирпичной колонне маяка. — Зажмурь глаза. И не подглядывай! Я быстро.
Чонин отпустил его и, проверив, что тот действительно зажмурился, кинулся к двери и повис на ее ручке всем весом. В последний раз он был здесь в конце зимы, еще до приезда Кёнсу, и, как и всегда, дверь никак не запер. Она предательски скрипнула, открываясь, и Чонин, с трудом сдержав желание пнуть ее ногой, вернулся к Кёнсу, быстро заталкивая того внутрь и снова закрывая его глаза.
— Ты ведь ничего не видел?
— Не видел, не волнуйся, — Кёнсу тихо рассмеялся. — Веди уже.
— Тут лестница. Сейчас ступенька будет, — Чонин подвел его вплотную, так, чтобы тот касался выступа носками ботинок, и Кёнсу, аккуратно подняв ногу и проверив высоту, поднялся на нее.
— Это ведь не могло быть просто, да Чонин? — хмыкнул он, неловко делая следующий шаг.
— Не бойся, я ведь тебя держу, — улыбнулся Чонин, поднимаясь за ним. — Тебе понравится.
— Что-то это мне уже не нравится, если честно...
— Да ну брось, Кёнсу.
Они прошли полкруга винтовой лестницы, когда Кёнсу остановился, как-то странно сжавшись.
— Что случилось? — Чонин даже поднялся на ступеньку рядом с ним, чтобы посмотреть на его лицо.
— Мы ведь в маяке, да? Ты затащил меня в маяк? — спросил он дрожащим потерянным голосом. Чонин вздохнул.
Ну ладно, он признавал, это действительно было несложно. Снаружи было хорошо слышно волны, да и эта лестница... Но, в конце концов, он и не надеялся, что Кёнсу ничего не поймет до самой операторской, поэтому убрал руки.
— Ну ладно, сознаюсь, это наш городской маяк, — Чонин развернулся к узкому проему маленького окна, рядом с которым они остановились. — Там наверху вид еще лучше. Идем.
Он улыбнулся и взял Кёнсу за руку, но тот резко ее вырвал:
— Не хочу.
Его губы дрожали, пока он смотрел на удивленного Чонина, а потом развернулся и начал спускаться, ведя рукой по кирпичной стене, чтобы сохранить равновесие.
— Кёнсу? Что-то не так? — Чонин спустился за ним, никак не понимая, в чем допустил ошибку. — Подожди, Кёнсу!
Тот быстрым шагом удалялся от маяка, а после того, как Чонин позвал его еще раз, и вовсе сорвался на бег.
Чонин догнал Кёнсу только у двери его дома, которая захлопнулась у него перед носом — Чонин прислонился к ней ухом, стуча по дереву раскрытой ладонью:
— Кёнсу! Скажи мне, что случилось? Слышишь?
В доме стоял какой-то шум, по которому Чонин никак не мог понять, что тот делает. Он стоят так довольно долго, все еще пытаясь достучаться, пока открывающаяся дверь не оттолкнула его. На пороге стоял Кёнсу с дорожной сумкой в руках.
— Кёнсу? — Чонин удивленно выдохнул.
— Я уезжаю.
— Но... — он взволнованно смотрел на него и даже не знал, что сказать. — Но ты же не хотел... Мы же...
— А вот теперь захотел, — мрачно ответил Кёнсу и двинулся вперед. Чонин вовремя очнулся, перехватывая его, и, затолкнув обратно в дом, захлопнул дверь и встал перед ней так, чтобы Кёнсу не мог пройти.
— Выпусти меня, Чонин, — слова прозвучали сухо и почти безжизненно.
— Что случилось в городе, в котором ты жил до этого? — строго спросил Чонин.
— Это не важно, — Кёнсу болезненно нахмурился.
— Нет, это важно, Кёнсу, — Чонин, сглотнув, сжал руки в кулаки. — Почему ты переехал сюда? От чего ты сбежал? От чего ты бежишь сейчас?
Кёнсу прикусил губу, отводя взгляд, а потом вновь посмотрел на Чонина, с вызовом.
— Раньше я был помощником оператора маяка. И из-за моей ошибки в навигации город столкнулся с другим, — он судорожно вздохнул, продолжая: — Теперь ты доволен, Чонин? Выпустишь меня?
— Я тебя не понимаю...
— Конечно, Чонин, ты ведь ничего об этом не знаешь! — Кёнсу сорвался на крик, отбросив сумку в угол. — Ты... Да ты, наверное, даже представить не можешь, какого это — совершить такую ошибку. Поставить крест на всех своих мечтах. Уезжать из города с позором, потому что все будут тебя ненавидеть... Быть может мне и повезло, что тогда никто не пострадал, но я все равно виноват, понимаешь?
Чонин беззвучно открывал рот, словно рыба, выброшенная на берег, не зная, что на это можно ответить. В глаза Кёнсу стояли слезы, и сам он впервые был таким: отчаявшимся и напуганным. Разбитым. Словно это не у него была такая красивая теплая улыбка, от которой он жмурился так, что у Чонина щемило в груди. Всегда щемило.
— Я переехал сюда в надежде, что все осталось позади, что оно больше меня не догонит... — Кёнсу зажмурился, и слезы побежали по его щекам вниз, мягко очерчивая подбородок и капая на пол. А потом, не стирая их, опять поднял сумку и двинулся к двери: — Я знаю, что ты обо мне сейчас думаешь, поэтому просто выпусти меня.
Вместо этого Чонин снова поймал его, крепко прижимая к груди.
— Все хорошо, Кёнсу.
Он стоял неподвижно, опустив руки, а потом, наконец, бросил сумку и, крепко обнимая Чонина, разрыдался.
Чонин гладил его по дрожащим плечам, а Кёнсу все судорожно всхлипывал.
— Прекрати. Просто прекрати, слышишь?
— Все презирают меня.
— Я не презираю тебя, Кёнсу. Может быть когда-то ты и совершил ошибку, но ты мой друг, и я не отвернусь от тебя из-за этого. Для меня ты тот, кто может подарить этому городу надежду.
Кёнсу сжался в его руках.
— Нет, Чонин, я больше никогда не буду заниматься навигацией.
— Но ты ведь хочешь, правда? — Чонин зарылся пальцами в его волосы. — Ты действительно можешь все изменить: и для себя, и для нас. Подумай над этим, хорошо? Я готов носить капюшоны в любую погоду.
Кёнсу улыбнулся сквозь слезы:
— Ты еще такой ребенок, Чонин.
Тот ничего не ответил — только уткнулся носом в его висок, вновь чувствуя аромат морской соли на его волосах.
А через пару дней, когда Чонин сидел у «птиц» и разбирал большой ящик с письмами, Кёнсу подошел к нему, неловко заламывая пальцы:
— Ты не мог бы... сходить со мной к маяку сегодня?
Чонин бросил ящик и, несмотря на то, что рабочий день еще не закончился, потащил Кёнсу на улицу, по пути натягивая на плечи куртку и демонстративно надевая капюшон.
Кёнсу снова смеялся, едва поспевая за ним. А Чонин просто был счастлив.
Обзорное окно операторской заливали солнечные лучи. Кёнсу, чуть щурясь, осматривал приборную панель, стирая пыль пальцами, чтобы прочитать подписи у рычагов. Чонин, закрывшись ладонью от солнца, за ним наблюдал.
— Я, честно говоря, до сих пор не понимаю, что именно делает оператор.
— Корректирует маршрут города.
— Да, но... Как?
— Ну... — Кёнсу прикусил губу. — Оператор следит за огнями других городов и сообщает о их местонахождении своему. Тут у вас старый навигационный пульт, с рычагами, при их переключении к платформе поступает вот такой импульс, — он повернулся к Чонину и постучал пальцами по его запястью, плечу, щеке. — И город их понимает. В новые панели теперь просто волновые трансляторы устанавливают.
— Ты работал с рычагами? — спросил Чонин, с трудом подавив в себе желание попросить показать импульсы еще раз.
— Недолго совсем, в начале, когда только устроился помощником, — вздохнул Кёнсу. — Мне еще разрешение на такую должность в гавани получать надо, я собирался сдавать контрольное навигационное корректирование, но... Произошло то, что произошло.
Чонин положил руки ему на плечи.
— Если ты этого хочешь, то тебе просто нужно решиться попробовать.
— Я боюсь, — прошептал Кёнсу.
— Эй, у тебя же есть я. И я от тебя не отвернусь, — улыбнулся Чонин.
Они стали приходить к маяку каждый день: Кёнсу тщательно изучал схемы и чертежи, найденные в одной из кладовок, а Чонин помогал ему убираться в комнатах маяка. И когда на небольшом столе в углу операторской появились клетчатая скатерть, керосиновая лампа и железная кружка с нарисованными ромашками на покрытом эмалью боку, все встало на свои места.
Именно здесь, на этом столе, Чонин однажды утром нашел короткую записку, гласившую «Я попробую». А позже днем узнал, что Кёнсу попросил подбросить его до гавани водителя грузовика продовольственной лавки.
Вести из гавани вернулись раньше самого Кёнсу: через день, придя на работу, Чонин обнаружил коллег, стоящих у входа, и наблюдающих, как еще не отсортированные посылки и уже готовые партии выносят из здания и без разбора грузят для транспортировки.
— Станцию возвращают в гавань, мы теперь снова рядовое почтовое отделение, — бросил ему кто-то, и Чонин сначала пораженно застыл на месте, но потом, наконец, понял, что это просто означало, что у Кёнсу все получилось.
В почти покинутый город вдруг стали возвращаться люди: те, кто переехал из него в гавань, и те, кто просто приехал посмотреть на город, который вернется с берегов в море: все же то, что молодой, только прошедший проверку оператор выбрал для работы такой город, было случаем уникальным.
И сама каменная платформа, как казалось Чонину, дрожала и ворочалась в песке, словно город уже все знал, и ему не терпелось снова оказаться в холодных водах. Чонин наблюдал за тем, как все вокруг вдруг оживает, и в мыслях отвечал городу: «Скоро, старина, скоро отправимся».
Уже наступила ночь, но взволнованный город так и не уснул. Чонин, чуть дрожа от прохлады в своей тонкой рукашке, стоял и смотрел, как на маяке устанавливали новые, привезенные вечером из гавани фонари: центральный уже работал, ярко освещая эту часть города, и рабочие занимались заменой вспомогательных фонарей-сателлитов.
— Это так красиво, — выдохнул он сам себе.
— Очень, — послышался знакомый голос.
— Ты опоздал на свой собственный праздник, — усмехнулся Чонин, не сводя глаз с маяка. Вставший рядом с ним Кёнсу рассмеялся.
— Зато я первых почтовых птиц привез. Пока только две клетки отдали, правда, но потом еще выделят, — он поджал губы, а потом вдруг бросился обнимать Чонина, повиснув у того на шее. — Спасибо тебе.
— Ты молодец, Кёнсу, — Чонин, жмурясь, потрепал его по волосам, а потом, когда тот снова встал рядом, смущенно улыбнувшись, взял Кёнсу за руку и мечтательно вздохнул. — Представь только: скоро выйдем на воду! Я до сих пор поверить не могу! Ветер, волны...
— Ты так сильно хочешь в море? — разочаровано спросил Кёнсу, вынув ладонь из рук Чонина, и тот чуть было сразу не ответил громкое «Да!», но вовремя сообразил, что вопрос был совсем не о том.
Рабочие заканчивали подключать сателлиты, и они по очереди загорались красными огнями под основным фонарем. Где-то стрекотали сверчки и еле слышно шумели прибрежные волны. Чонин снова взял Кёнсу за руку, крепко сжимая его ладонь в своей, и, сияя, сказал именно то, что и должен был сказать:
— Я так сильно хочу в море с тобой.
@темы: • fanfiction, • G ~ PG-13, • 1st kaisoo birthday fest
-
-
14.01.2014 в 21:58-
-
14.01.2014 в 23:27У меня как-то сразу со Вселенной фанфика приключилась такая любовь, что хочется еще - и продолжения, и вбоквелов всяческих.
Спасибо
-
-
14.01.2014 в 23:44Дорогой автор, спасибо вам :33
-
-
15.01.2014 в 00:32-
-
15.01.2014 в 00:39и такой замечательный Чонин
спасибо
-
-
15.01.2014 в 01:22Чонини, прелесть, доверился своему чувству и остался, понял, что не время
Кайсу безумно милые
Спасибо большое за историю, автор! Надеюсь, вы потом снимите свою анонимность
-
-
15.01.2014 в 02:55-
-
15.01.2014 в 12:43Saki, без судьбы в таких историях не обходится) Спасибо вам, мне очень приятно!
Embruns, я не планирую каких-то ответвлений, потому что все, что мне хотелось сказать, я, пожалуй, сказала, но я очень рада, что вам понравилась эта вселенная. Спасибо!
Леопардовый Марсианин, спасибо вам за то, что уделили этому фику время!
Hey Grayson, рада, что вам понравилось, мне очень приятно! Спасибо!
Kitsuri, Чонин старался и вообще молодец! Вам спасибо!
Hiou, я хотела вложить в этих Кайсу все то теплое, что они сами у меня вызывают, поэтому я безумно рада, что история не оставила вам равнодушной! Спасибо, что прочитали ее!
Matty_ju, я старалась передать атмосферу, и хорошо, что сделать это для вас у меня получилось. Спасибо вам, мне очень приятно!
P.S.
Надеюсь, вы потом снимите свою анонимность
Я подумаю над этим. Не забудьте надеть капюшон! ^^
автор
-
-
16.01.2014 в 02:33Казалось бы, не так уж много детальных описаний Вселенной, но все кусочки очень искусно сложились в мозаику. Гармонично. С самого начала веет какой-то иррациональной надеждой, которой, казалось бы, нет места в умирающем городе. А всего-то стоило - двоим довериться друг другу и поверить в свои силы.
Спасибо за мелочи, как-то кружка, сапожки, баловство в коробках - привносит жизнерадостности)
И вообще, первое, что я сказала - "восхитительная работа, у меня слов нет". Сейчас чуть-чуть появилось, но ими всё равно всё не выразить)
Спасибо, автор!
-
-
16.01.2014 в 07:15Вам не показалось)
I-Know, благодарю вас за то, что прочитали и оставили отзыв! Я очень рада, что работа пришлась вам по душе!
автор
-
-
17.01.2014 в 21:46Очень трогательная история, и, все-равно, даже перечитывая её, не находится связных слов!
Очень красиво, мило и так здорово было стать свидетелями этой судьбоносной встречи ♥
-
-
18.01.2014 в 00:02Автор, вы молодец, это очень здорово) Спасибо
-
-
18.01.2014 в 01:16Mati Soliver, да ну что вы, я автор маленький и скромный
автор
-
-
20.01.2014 в 19:11Так вот Ваша история, дорогой Автор, она совсем-совсем не такая.
В этом фике настолько пронизывающая атмосфера, что просто невозможно не окунуться. Такая будто бы закатная, в чем-то тянуще печальная, но абсолютно не лишенная надежды и порой пробивающихся лучей солнца. Невозможно в точности описать, это просто чувствуешь душой, и от того не хочется прекращать читать. Лично для меня эта история - такая. Вся эта чудесная идея с городами на воде (я честно покорена), закрытый и будто бы испуганный Кёнсу, Чонин, для которого город - больше чем просто город... Нельзя не проникнуться. Особая атмосфера, которая накрывает с головой.
Спасибо за чудесный фик, за чудесную историю, за чудесный мир, за чудесных героев, и за чудесный конец, где хорошо все не только у Чонина и Кёнсу, но еще и у города, который я за время прочтения тоже успела по-своему полюбить. Как хорошо, что он теперь вовсе не умирающий, а благодаря двум чудесным людям очень даже живой и готовый бороздить океан
Мне правда очень-очень понравилось! Спасибо!
ps: А еще я сильно надеюсь, что чудесный Автор (который не может быть не чудесным!) сорвет с себя покровы анонима
-
-
20.01.2014 в 20:37Спасибо вам за ваш труд.
-
-
20.01.2014 в 21:14Атмосфера фика действительно показалась вам печальной? Может быть это только мое видение, конечно, но по-моему в таком простом быте северной деревеньки нет ничего печального - скорее наоборот: свои уют и очарование, которые мне хотелось здесь описать. Хотя, может это мне просто не удалось в должной мере и под правильным углом.
Keti-Luna, я в любом случае очень благодарная вам за то, что вы этот фик прочли и даже такой комментарий оставили. И рада, что история вам понравилась. Спасибо!
Правда, должна признаться, что решила сохранить свою анонимность.
+Aia, да ну что вы, тут и пейринга-то как такового нет) Но спасибо вам, что уделили этому фику время!
автор
-
-
20.01.2014 в 21:31Я думаю, как ни старайся, а каждый воспримет немножко по своему
А еще есть теория, что описание 'умирающий' на счет города тоже сыграло свою роль. Как может быть умирающее не печально?
Правда, должна признаться, что решила сохранить свою анонимность.
А жаль, потому что я с удовольствием почитала бы то, что вы еще пишите - если оно, конечно, есть. Но Вам решать
-
-
20.01.2014 в 21:39Ну да, действительно)
А что касается деанона - я могу открыться вам в у-мыл после завершения феста)
автор
-
-
20.01.2014 в 21:45О, ну я, конечно, буду только рада!
-
-
21.01.2014 в 14:20Спасибо большое за эту историю
-
-
21.01.2014 в 15:21Мне так неудобно отвечать на такие хорошие комментарии, я вообще ничего такого не ожидала
автор