Переводчик: BlinCHIC
Название: sympathy in the form of you (crawling into bed with me)
Пейринг: КайСу
Рейтинг: PG-13
Размер: ~5000 слов
Жанр: бизнес!AU, романтика
Описание: Чонин и Кёнсу находят друг друга где-то между встречами при галстуке и бессонными ночами
Примечание переводчика: название – из строчки песни Fall Out Boy “Dance Dance”, I only want sympathy in the form of you crawling into bed with me («я хочу твоего сочувствия лишь в одной форме – прыгай ко мне в постель»)
→
.Сны не должны выходить за пределы страны Морфея, а мечты должны скрываться на её просторах и лишь отблесками порхать в мир наяву. Они должны оживать, только когда кто-то засыпает и лихорадочные движения глаз под прикрытыми веками рождают невидимые миры. Они погибают при пробуждении, когда явь солнечными лучами пронзает пелену миражей в темноте, ставшей гаванью для не имеющих приюта, убежищем для душ, запертых в нежеланной реальности.
Но порой сны ведут себя невиданно и неслыханно – порой они становятся вещими, сбываются невообразимыми путями.
Порой герои наших снов появляются наяву самым бесцеремонным образом.
.
В самый первый рабочий день Кёнсу еле слышным шёпотом предостерегают коллеги: «Опасайся не отца, а сына». Кёнсу ни за что не понять, отчего все в офисе больше боятся (или, может, уважают?) младшего – и единственного – сына руководителя, господина Ким, чем его самого.
В первую встречу с этим самым «сыном» Кёнсу видит, что он ни что иное, как произведение какого-то нездорового искусства. У него тёмные глаза с едва заметными мешками под ними – боевыми шрамами, полученными бессонными ночами, в которые он заучивает и соотносит имена с лицами череды деловых партнёров – но всё равно пронзительные и красивые. Его фигура целиком состоит из подтянутых мускулов и четких линий, подчеркнутых костюмом, который явно стоит как минимум четверть зарплаты Кёнсу. Младший сын генерального директора империи Ким шагает уверенно, каблуками блестящих туфлей отчетливо отбивая шаги; он оценивает обстановку и здоровается с сотрудниками, пока… пока его взгляд не останавливается на Кёнсу.
Чонин на целую минуту останавливается, и что-то в его хладнокровном виде колеблется, пока он рассматривает Кёнсу с головы до пят. Кёнсу бы покривил душой, сказав, что под взглядом Чонина он не чувствует, будто его кожей впитывает оценку, но гордится тем, что ни один мускул не дрогнул на его лице. Он не отводит взгляда от Чонина, даже когда тот сверху вниз оглядывает и изучает его внешность. Наконец, Чонин снова встречается с Кёнсу взглядом, и лёгкая улыбка по-новому оттеняет красивые черты его лица.
Кёнсу слегка переполняется тревогой, когда Чонин делает шаг вперед и запах дорогого одеколона окружает его, словно флёр уверенности. Чонин протягивает загорелую руку Кёнсу, и тот две секунды недоверчиво на нее смотрит, а затем пожимает, крепко сжимая чужие пальцы.
— Как вас зовут? – спрашивает Чонин с чем-то отдалённо похожим на неподдельный интерес во взгляде и голосе. Кёнсу хрипит в ответ, но всё равно не прячет взгляд. Чонин мягко прыскает со смеху, отпускает руку и кладёт свою ладонь на плечо Кёнсу.
— Добро пожаловать домой, Кёнсу.
.
Спустя несколько недель Кёнсу постепенно привыкает к офисной атмосфере. Он сдруживается с коллегами: пиарщиком Чанёлем, переводчиком Лу Ханем, бухгалтером Бэкхёном. Все они приветливые и дружелюбные, помогают Кёнсу поскорее освоиться, и как только на Кёнсу начинают возлагать всё более сложные задачи, Лу Хань начинает следить за тем, чтобы по утрам на столе Кёнсу всегда стояла кружка с горячим чёрным кофе, потому что ему он действительно понадобится.
Кёнсу, естественно, получает весь необходимый опыт: присутствует почти на всех переговорах с клиентами господина Ким, наблюдает за их поведением, за их речью и манерами вести дела. Он получает советы от (на удивление и в отличие от всех слухов) терпеливого господина Ким о том, как правильнее одеваться, и, даже несмотря на то, что Чанёль, в целом, незадачливый растяпа, он учит Кёнсу тому, каким правилам этикета нужно следовать на светских мероприятиях.
Он узнаёт, как рано нужно просыпаться, чтобы по глазам нельзя было заметить недосып, потому что господин Ким ценит бдительность и постоянную готовность к работе; он узнаёт коды к замкам на воротах дома семьи Ким. Он узнает, что госпожа Ким совершенно непохожа на свой образ в журналах: она приятная, заботливая и иногда, если Кёнсу привозит документы поздно вечером, угощает его аккуратно упакованным ужином – чтобы он не чувствовал, что смущает их своим присутствием, и смог поужинать дома со своей прелестной девушкой, которая наверняка у него есть.
Кёнсу всегда с благодарностью принимает угощение, низко кланяясь и широко улыбаясь, затем выходит из дома, закрывает за собой замки и ловит такси до дома. Он мрачно смотрит на упакованный ужин, прекрасно понимая, что этого хватит на два дня, потому что, когда он открывает дверь в квартиру и снимает обувь, его никто не ждёт, и Кёнсу до ужаса одиноко.
.
Теперь большую часть времени Кёнсу проводит на работе. Господин Ким работает допоздна и порой задерживается заполночь, и Кёнсу постоянно вымотан. В это утро понедельника на его столе лежит увесистая пачка папок с лицами, именами, семьями и бизнес-биографиями людей, которые он должен вызубрить до приёма в пятницу вечером.
Он тяжело вздыхает, открывая первую папку, и смотрит на фотографию, имя и прочие данные, на которые Кёнсу плевать, и в этот момент Лу Хань придвигает стул и садится рядом.
— Пиарщики? – интересуется он, ставя кружку горячего кофе на подставку с Пороро на столе Кёнсу, и в другой руке держа свою кружку.
— Ага, внезапно нужно выучить всех их к пятнице, – бурчит Кёнсу, заучивая членов семьи этого мужчины. Лу Хань негромко свистит и наблюдает за работой Кёнсу. С Китаем торговые отношения сейчас вялотекущие, поэтому свободного времени у него предостаточно.
— Доброе утро, юноши, – раздается низкий голос проходящего мимо господина Ким, который с улыбкой скрывается в кабинете. Лу Хань провожает начальника взглядом, пока дверь кабинета не захлопывается, и откидывается на спинку стула.
— Босс хороший? – спрашивает он, вскидывая брови. Кёнсу коротко кивает, всё ещё погрузившись в чтение.
— Очень приятный, образованный, чего и следовало ожидать. Но как только он оказывается в конференц-зале на переговорах… ну и ну, – отвечает Кёнсу.
— Жестокий? Безжалостный? Абсолютно беспощадный? – с интересом подсказывает Лу Хань.
— Всё вышеперечисленное, Лу Хань, а теперь принеси мне перевод договора, который я должен просмотреть и подписать, – раздается голос господина Ким по громкой связи телефона на столе Кёнсу. Лу Хань густо краснеет, торопливо возвращается на своё рабочее место, а потом проходит мимо Кёнсу по пути к кабинету господина Ким.
Кёнсу тихо смеётся, переходя к следующему объекту, женщине с орлиным носом и бровями, из-за которых она выглядит постоянно удивленной. С первой папкой Кёнсу расправляется за час, в один момент которого раскрасневшийся и кривящийся Лу Хань выходит из кабинета начальника и идёт прямо в свою кабинку. Кёнсу слишком погружён в работу и не замечает, что уже начался обеденный перерыв, слишком занят попытками узнать человека, с которым не знаком, чтобы заметить сбоку стола чьи-то стройные ноги в черных брюках, принадлежащих человеку, сунувшему руки в карманы и негромко свистящего, чтобы привлечь внимание.
Только громкое покашливание, наконец, заставляет Кёнсу оторвать взгляд от папки и поднять голову – и тут же выпучить глаза, потому что, чёрт побери, как же шикарно Чонин выглядит в белой рубашке и галстуке. Чонин слегка улыбается, при этом не улыбаясь глазами, и Кёнсу чувствует, что у него во рту пересыхает.
— Я с отцом иду обедать, – просто говорит он.
— Э-э… он в кабинете, если вы хотите зайти, то я… – Кёнсу осекается, увидев, как губы Чонина растягиваются в улыбке.
— Ты ещё не знаешь? Никто не заходит без приглашения, Кёнсу. Даже я, – поясняет он с лёгкой горечью в голосе.
Кёнсу недоумённо хмурит брови: нет, ну конечно, господин Ким – глава дико процветающей корпорации с филиалами по всему миру, но всё же он отец, а Чонин – его сын… как это он не может зайти в кабинет к отцу без разрешения?
— Долго рассказывать, – произносит Чонин и, как только дверь распахивается и господин Ким выходит из кабинета с пиджаком в руках, отводит взгляд от Кёнсу. – Здравствуй, отец, — здоровается он, слегка наклонив голову.
— Сын, – отвечает господин Ким и поворачивается к Кёнсу. – Я выйду на час-другой. Сделай перерыв, эти папки тебе явно наскучили, – говорит он с лёгкой улыбкой, такой похожей, но и такой отличной от улыбки Чонина. Он разворачивается и выходит, а Чонин на прощание салютует Кёнсу и говорит:
— До встречи, – и идёт вслед за отцом, излучая привлекательность, перед которой Кёнсу не может устоять.
Тихая печаль в глазах Чонина не даёт покоя Кёнсу весь день.
.
Чонин теперь приходит чуть позже, и его отец вскоре решает, что хватит ему заниматься всем тем, что он делал на каком-то другом этаже, и переводит в соседний кабинет. Чонин неразговорчив, никогда не опаздывает, а из кабинета отлучается только на обед и в туалет. Иногда полоска света видна под дверью, даже когда Кёнсу собирается уходить после десяти вечера, и это глупо, но Кёнсу переживает.
Переживает, потому что мешки под глазами Чонина всё темнее и темнее; переживает, потому что Чонин ни с кем в офисе не общается, а просто вежливо со всеми здоровается и исчезает за дверью. Он переживает, потому что господин Ким, кажется, больше разговаривает с Кёнсу, чем с Чонином, и гадает, не зажигаются ли глаза Чонина ревностью, когда он видит своего отца, разговаривающего с ним.
Он переживает, потому что Чонин называет это место своим домом, но всё равно бродит здесь, словно чужак, и Кёнсу думает, не относится ли Чонин так же к своему настоящему дому.
Интересно, Чонин так же одинок?
.
Кёнсу иногда снятся реальные вещи. То, до чего он может дотронуться наяву; то, что находится не столь далеко во времени и пространстве, чтобы можно быть разглядеть со своего места. Ему снится загорелая кожа, безукоризненно уложенные волосы, тёмно-карие глаза в обрамлении ресниц, длиннее его собственных. Ему снится невыразимая грусть, погребённая под расчетливой уверенностью, и даже во сне ему нестерпимо хочется вытянуть руку и коснуться души этого прекрасного существа, хочется излечить его одиночество.
Чаще всего Кёнсу снится Чонин.
.
Однажды совсем поздно вечером, в пятый месяц работы Кёнсу, когда все разошлись по домам ещё за несколько часов до этого, Кёнсу сидит в одиночестве за компьютером, пытаясь запланировать видеоконференцию с клиентом из Америки, освещённый только монитором. Он уже час ждёт подтверждения и благодарит небеса, когда наконец его получает. Кёнсу отмечает время в планере и на стикере для начальника, но тут звонит телефон, и имя начальника высвечивается на экране.
— Добрый вечер, Кёнсу. Я, кажется, оставил на столе документы, которые нужно привезти сыну домой. Я понимаю, что время уже позднее, но очень важно, чтобы ты отдал их сегодня, – голос господина Ким разносится по офису по громкой связи, Кёнсу уверяет начальника, что всё сделает, и завершает звонок. Он собирает вещи и вызывает такси, давая глазам отдохнуть по пути в квартиру Чонина.
Его удивляет консьерж, которого Чонин предупредил о приходе Кёнсу, и тот чувствует прилив необъяснимого страха. Он долго не решается взяться за дверную ручку, и его кожа становится столь же холодной, как металл, из которого сделана ручка. Дверь не заперта, и Кёнсу осторожно толкает её, собираясь просто оставить документы на ближайшей ровной поверхности и убежать прямиком домой. Однако у двери нет ни одного столика, и, хоть этого до смерти не хочется, Кёнсу приходится пройти в другую комнату, по виду, гостиную. Он уже собирается положить документы и уйти, но тут замечает, что посреди комнаты в полумраке кто-то движется. Кёнсу замирает как вкопанный, неожиданно не в силах двинуться, не в силах сбежать.
В голове орут сирены, так громко, будто бы наяву перекатываясь из одного уха в другое. Всё перед ним – приглушенный свет, тяжёлый ритм негромкой музыки и танцор посреди комнаты – твердит, что он должен уйти, что на этом обязанности личного ассистента заканчиваются, что он пялится на золотого ребёнка своего начальника, и это должно прекратиться. Но Кёнсу заворожен грациозными движениями, которые его неуклюжие мышцы никогда в жизни не смогут повторить. Взглядом он пожирает каждый шаг и взмах, он поражён и в буквальном смысле не может двинуться и даже забывает, как дышать.
Однако его присутствие недолго остается незамеченным. Это же, как-никак, наследник империи Ким – младший в длинной династии мужчин, славящихся своей неусыпной бдительностью и жёсткой, крепкой деловой хваткой – так что Кёнсу не стоит слишком удивляться, когда шоколадно-карие глаза смотрят на него, но в этот момент ему кажется, что сердце сейчас выскочит из груди и упадет куда-то на пол.
Кёнсу чувствует себя застуканным на месте преступления.
Чонин тотчас замирает, прекращая свой плавный танец, и Кёнсу едва ли не хочет взмолиться, чтобы он не останавливался. Он совершенно не понимает искусство, а просто вежливо кивает, пока художники с жаром рассказывают о важности каждого мазка кистью, но с Чонином… с его движениями и телом, Кёнсу не нужны слова. Чонин ухмыляется краешком губ, уверенно, излучая харизму, которой Кёнсу завидует. Чонин садится на длинный диван; он взмок, и футболка прилипает к кожаной спинке. Он манит Кёнсу одним пальцем, не сводя с него глаз, и произносит два слова, которых Кёнсу не смеет ослушаться.
— Иди сюда.
Кёнсу в эту ночь не возвращается домой.
.
Наутро он просыпается в холодной постели от шума работающего душа. Вчерашняя одежда всё также валяется кучей на полу. Кёнсу сонно моргает, глядя на дверь ванной, и тут его окатывает осознание и страх, по нервам бегут искорки дискомфорта, покалывая в кончиках пальцев. Он совершенно не понимает, что делать – то ли Чонин всегда так долго торчит в душе, то ли даёт ему время быстренько уйти – и мозг, кажется, не способен нормально функционировать, поэтому Кёнсу просто лежит не двигаясь, как можно тщательнее завернувшись в одеяло.
Он всё никак не может решить, что обидит сына его начальника – если он уйдет или не уйдет – и ранит ли его чувства, если оставит лишь отпечатки своего тела на простынях, но тут шум воды стихает. Кёнсу лежит, затаив дыхание, пока открывается дверь и в комнату входит смуглый Чонин с полотенцем на талии. Кёнсу быстро зажмуривается и надеется, что Чонин ничего не заметил.
Чонин всё приближается, пока Кёнсу не чувствует легкое прикосновение пальцев на лбу. Он наклоняется, и Кёнсу перестаёт дышать, пока не…
— Я знаю, что ты не спишь, – Чонин обдает дыханием лоб Кёнсу, и тот распахивает глаза, встречаясь с ним взглядом всего в нескольких сантиметрах от себя. Чонин ухмыляется, и оттолкнувшись от кровати, подходит к комоду.
— Что это значит?..
Кёнсу перебивает невесёлый смех Чонина, жестокий и всепоглощающий; Кёнсу попадает в капкан и, кажется, даже его сердце перестаёт биться, замороженное ледяным смехом Чонина.
— Да ничего, наверное. Ничего не значит. Иди домой и переоденься, а то опоздаешь, и отец разозлится.
Кёнсу чувствует, что краснеет, пока собирает одежду и одевается перед Чонином, который пожирает глазами каждый участок кожи Кёнсу. Чонин, опираясь спиной на комод, скрещивает руки на груди, и когда Кёнсу рыщет в карманах телефон, слегка ухмыляется: Кёнсу замечает, что он лежит аккурат у бедра Чонина. Кёнсу поднимает взгляд на Чонина, но тот не собирается двигаться, поэтому Кёнсу подходит, чтобы забрать телефон, но тёплые сильные руки Чонина дёргают его на себя за запястья.
Чонин целует Кёнсу так, что он чуть ли не взлетает, у него подкашиваются колени и он не хочет его отпускать. Правда, приходится, когда Чонин осторожно его отталкивает, томным взглядом прожигая в Кёнсу дырки.
— Увидимся на работе, – шепчет Чонин, и Кёнсу понимает намёк.
— Всё равно ничего не значит! – кричит ему вслед Чонин.
.
Проходит пара недель. Чонин практически не обращает внимания на Кёнсу, отчего тот чувствует себя какой-то записывающей машиной у локтя господина Ким во время совещаний и конференций, отмечающим идеи, даты, имена и места быстрым почерком, время от времени останавливаясь только для того, чтобы господин Ким что-то прошептал ему на ухо. Чонин теперь непременно присутствует на всех совещаниях и конференциях, как младшая версия отца, учится всем приёмам, прежде чем взять компанию в свои руки.
На одном из таких совещаний Кёнсу неожиданно ощущает на себе пристальный взгляд. Чувство любопытное – никто из присутствующих не считает его достойным взглядов и, в большинстве случаев, даже не замечают его присутствия. Между докладами одной важной шишки и другой возникает пауза, и Кёнсу, пользуясь случаем, поднимает голову от блокнота и оглядывается.
Несомненно, за ним наблюдают. Знакомые карие глаза, уже видевшие практически всё, что Кёнсу может показать.
Кёнсу старается не покраснеть, пытается больше не смотреть на Чонина до конца встречи. Всё-таки он на работе, и каким бы ни был привлекательным (и отличным в постели) Чонин, он по-прежнему сын его начальника. Ничего хорошего из связи с Чонином не выйдет: только жёлтая пресса возьмёт его на заметку как «работника с привилегиями» и все его будущие достижения посчитает не его собственными, а полученными лишь из-за связи с самым главным принцем корейского бизнеса.
Кёнсу чувствует, что может ухватить за хвост какую-то свою мечту, но в данный момент, он не уверен, о какой именно мечте думает.
Встреча завершается, и её участники постепенно выходят из конференц-зала, а в руках Кёнсу держит результаты соглашений на нелепо огромные суммы денег, скреплённые свежевыведенными подписями. Он выходит из зала вслед за господином Ким и садится за стол после того, как начальник объявляет, что уходит. У Кёнсу дел по горло, и он даже рад, что совещание затянулось допоздна, потому что на всём этаже уже никого не осталось, и он может полностью сосредоточиться на работе.
Как только он расправляется с последним отчётом и выключает компьютер, то осознаёт, что не совсем один. Он слышит чьё-то размеренное дыхание, и на ум ему приходит единственный человек, который мог бы здесь оставаться так поздно. Пятница, почти полночь, и даже Бэкхён уже оторвался от своих бюджетов пару часов назад и отправился на первое свидание с Чанёлем.
Кёнсу не произносит ни слова. Он стискивает зубы и поджимает губы в тонкую линию, берёт портфель, накидывает куртку и идёт к выходу. Конечно, это непросто, – у двери путь ему преграждает чужая рука, и Кёнсу, наконец, поднимает голову и встречается взглядом с Чонином. И с приятным ощущением, разливающимся по венам, он понимает, что Чонин улыбается теплее обычного.
– Пойдём поужинаем?
.
Ужин заключается в упаковке горячего рамена и вчерашней еды в квартире Чонина. Ужин заключается в разговорах обо всём, что не касается происходящего в залах заседаний со светскими львами и бизнесменами, которые не представляют из себя ничего без влияния на других людей. Ужин заключается в том, как Кёнсу рассказывает Чонину всё о себе, а Чонин слабо улыбается, слушая его. Ужин заключается в том, как считает Кёнсу, что Чонин хладнокровно сдирает каждый аккуратно сплетённый слой души Кёнсу, оставляя свою тщательно укутанной.
Кёнсу несколько часов подряд говорит о себе, но к утру ничего не узнаёт о Чонине.
Он узнаёт только то, как прогибается тело Чонина, как легко можно оставить синяки на его коже, если нажать посильнее, как вызвать у него самые сладкие стоны, если прихватить кожу в местечке за ухом. Он узнаёт, как Чонин любит обнимать и как Чонин любит, чтобы обнимали его; он узнаёт, что резкость Чонина – всего лишь маска, он узнаёт, каким ласковым он может быть, если бы ему позволили.
Кёнсу узнаёт, что внутри Чонина уже очень давно что-то сломалось.
.
Всё продолжается так: Чонин и Кёнсу – всего лишь коллеги, которые обмениваются любезностями в офисе и помогают друг другу при необходимости. Они обмениваются лишь датами совещаний и просьбами принести чистой бумаги для принтера, ничем, кроме дежурных взглядов. Но вне совещаний, вне здания, в котором создаются и уничтожаются личности, вне наблюдательных взглядов осуждающей публики – именно там они касаются и целуются, там они позволяют себе раствориться друг в друге: два тела, нуждающихся в тепле, два одиноких человека вместе… вернее, не совсем.
Потому что между ними нет нормальных отношений, не в общепринятом понимании. Тому, что между ними, нельзя даже дать название. Они не совсем «любовники», но и не совсем «просто друзья». Руки Чонина знают тело Кёнсу так же хорошо, как и руки Кёнсу – Чонина, но Чонин как человек – двадцатичетырехлетний мужчина, чьи искренние улыбки никогда не увидят журналисты – всё так же остается загадкой для Кёнсу. У Чонина такая же ледяная и безжалостная хватка, как у его отца, но только господин Ким останавливается и отпускает, когда требуемая сделка заключена, а Чонин – нет. Пальцы Чонина – ледяные и беспощадные, ядовитыми тисками обхватившие сердце Кёнсу, и тот на все сто процентов уверен, что Чонин не собирается его отпускать, а наоборот, хочет держать, пока не осушит, пока в Кёнсу не останется ничего, его интересующего.
Это пугающая перспектива, но Кёнсу не в силах заставить себя вырваться.
.
В пятницу вечером Чонин срывается.
По мнению Кёнсу, по какому-то пустяку. Заканчивается финансовый год, и вся бухгалтерия во всеоружии старается в срок свести баланс и перепровести некорректные транзакции, из-за которых баланс не бьётся на миллионные суммы. Поэтому Чонин видит Кёнсу за столом Бэкхёна, разминающего плечи бухгалтера, закрывшего лицо руками. Кёнсу старается его успокоить, шепча утешения, пытается стать опорой вместо Чанёля, который уехал в командировку. С Бэкхёном Кёнсу подружился в первые дни на работе, и он один из тех людей, с которым ладишь сразу же, с которыми так дружен, что даже не думаешь, где и как касаешься и как это выглядит со стороны.
То, как Кёнсу кладет голову ему на плечо и, накрыв своими ладонями руки Бэкхёна, кладет их обратно на клавиатуру, Чонину кажется очень интимным. Он пытается не обращать внимания на странный укол в сердце и покалывание в глазах, но это сложно – ещё сложнее, чем анализ ключевых показателей деятельности и решение, стоит ли кого-то увольнять – и кажется, он вот-вот сорвётся.
Но он сын скандально известного господина Ким, чьё имя заставляет дрожать от страха конкурентов, чьи улыбки для недругов подобны цианиду. Чонин знает, что его родичи – сильные, независимые и привыкли получать всё, что хотят – и, чёрт побери, Чонин хочет Кёнсу.
Вечером проходит встреча главы финансового отдела с главным бухгалтером, на которой присутствуют господин Ким, Кёнсу, Чонин и ещё пятнадцать человек. Они все сидят на длинным стеклянным столом в большом конференц-зале. Чонин прекрасно знает эти встречи – он через них регулярно проходит с самого выпуска – так что позволяет себе отвлечься. Он не сводит глаз с Кёнсу, с его огромных и немигающих глаз, и заставляет взглянуть на себя. Он смотрит, пока Кёнсу не бросает на него взгляд, и едва заметно кивает в сторону двери. Чонин извиняется и встает, выходит из конференц-зала и запирается в ближайшей подсобке.
Он стоит среди стеллажей с бумагой, карандашами и прочими канцтоварами, пока не слышит снаружи знакомые шаги, нарушающие тишину в коридоре. Он распахивает дверь и, едва не попав Кёнсу по лицу, тянет его внутрь к себе. Чонин запирает дверь и затем вжимает в неё Кёнсу, глотая его вскрик.
— Чон… Чонин, да что с тобой? – с трудом произносит Кёнсу с ноткой тревоги в голосе, когда Чонин расстегивает его рубашку и жадно припадает к его шее.
— Я видел тебя с твоим дружком-бухгалтером, – бормочет Чонин в шею Кёнсу, и внезапно всё становится ясно. Кёнсу чувствует, как в крови бурлит ярость, разъедает гневом, который он не может сдержать.
Потому что Чонин целует его слишком собственнически, слишком властно касается. И когда Чонин шепчет ему на ухо:
— Ты мой, – Кёнсу с силой его отталкивает.
— Что значит, я твой? – шипит Кёнсу и не кричит только потому, что их может услышать кто угодно, если пройдёт мимо. Эти меры предосторожности бесят ещё сильнее, ведь это так в духе Чонина, верно? Взять и пустить всю осторожность псу под хвост, делать, что в голову взбредёт, потому что ему так хочется.
— Детка, я не… – оправдывается Чонин, но Кёнсу перебивает.
— Какая, нахрен, «детка», Чонин! Я не твой. И никогда не был твоим. И знаешь, почему? Потому что ты этого и не хотел, и тебе никогда не приходило в голову, что я могу хотеть, чтобы ты был моим. Я тебе не кукла, Чонин, не вещь, которой ты можешь пользоваться, когда хочется. У меня есть чувства, эмоции, и я всю свою душу тебе открыл, а ты для меня по-прежнему – потёмки. Я ничего о тебе не знаю и тебя не знаю. И знаешь, что? – глаза Кёнсу опасно блестят, и он заново завязывает галстук и приглаживает волосы.
Чонин, затаив дыхание, молчит, опасаясь того, как Кёнсу режет его взглядом, словно ножом; как от него больнее, чем от любой физической боли, какую он испытывал в жизни. Кёнсу ровно смотрит на него и успокаивается достаточно, чтобы монотонно произнести:
— С меня хватит.
Кёнсу уходит, и Чонин не пытается его остановить.
.
Телефон Кёнсу не звонит, а телефон Чонина почти постоянно выключен. Они больше не разговаривают: Кёнсу напоминает о встречах, приклеивая на монитор стикеры, а Чонин самостоятельно пополняет запасы канцелярии.
Кёнсу больше не улыбается.
А Чонин увядает.
.
Иногда сны оказываются не совсем такими, как кажется на первый взгляд. Иногда есть причина тому, почему у большинства людей не бывает вещих снов, почему сны не должны сбываться. Сны должны быть светом в конце безнадежно долгого туннеля, видением, к которому тянутся люди, стараясь ухватить их, отчаянно пытаясь сжать их пальцами и потерпеть неудачу в процессе.
Кёнсу каждый день работает на износ – слишком боится видений, приходящих ночью, слишком боится напоминаний о том, чего у него технически никогда и не было. В основном, у него получается: когда он приходит домой, выжатый как лимон; его мозг слишком устаёт, чтобы формировать сновидения, и под его веками снова темно. Кёнсу больше не видит снов.
А Чонин… Чонин просто не спит.
.
Через месяц с хвостиком Чонин выглядит ужасно. Мешки под глазами у него, кажется, приумножились, и гримёры стали дольше возиться с ним перед съёмками: он, так или иначе, остаётся известным человеком в мире бизнеса, а ещё он молод, богат и красив, и господин Ким по-прежнему не хочет упускать возможность для позитивного пиара.
Ким Чонин, золотой ребёнок. Ким Чонин, наследник империи Ким. Ким Чонин, красивый, умный и по-особенному обаятельный.
Однако для господина Ким не остаётся незамеченным ухудшение внешности Чонина. Он мудрый человек – это подтверждают и те, кого он взрастил, и те, кого он уничтожил.
Именно поэтому, как полагает Кёнсу, нечего ему так удивляться, когда его вызывают «на ковёр».
Это случается субботним утром, в которое господина Ким приглашают на игру в гольф с очень важными шишками, и Кёнсу его сопровождает. Редко начальство вызывает его на работу в выходные, поэтому Кёнсу никогда не отказывается. Они стоят посреди зелёных холмов, пять генеральных директоров со своими личными ассистентами, с восхищением провожая взглядом траекторию полёта мячика в небе. Кёнсу не отрывает от него взгляда и думает, насколько сильно нужно было ударить для такой дальности, и в этот момент господин Ким легонько хлопает его по плечу.
— Кёнсу, нам нужно поговорить, – произносит он, отходя чуть в сторону от остальных. Кёнсу сглатывает, понимая, насколько серьёзен голос начальника. Он готовится к худшему: перед глазами проносится всё, что он успел сделать, он гадает, где допустил промах, почему дамокловым мечом над ним повисло увольнение – и тут господин Ким продолжает. – Мой сын страдает, и я практически уверен, что причина этому – ты.
Кёнсу округляет глаза и разевает рот, ошеломлённый такой прямолинейностью.
— Я… господин Ким, я не понимаю, о чём вы гово… – он запинается, когда господин Ким поднимает руку, заставляя замолчать.
— Не нужно. Вы оба отлично скрывались ото всех, кроме меня. Я понимаю, что награда «Отец года» явно не появится в моем шкафу, но я знаю своего сына. Знаю, когда он напуган, когда он несчастен, когда он страдает. Знаю, когда он, смею сказать, влюблён. У моего сына много достоинств, Кёнсу, – он умный, красивый, с головой на плечах. Я это говорю не потому, что он мой сын, а констатирую факт. Но одним качеством он никогда не отличался – смелостью. Мой сын бежит от эмоций, как от чумы. Это полезно в бизнесе, бесспорно, но не в делах сердечных. Его ждёт светлое, но в то же время тяжёлое будущее, Кёнсу. Ему придётся занять мое место, но рядом с ним не будет никакой госпожи Ким – как было у меня, когда я был даже моложе него. Я прекрасно понимаю, что не мне тебе указывать, как поступать, чтобы мой сын был счастлив. Но что-то мне подсказывает, что его счастье станет и твоим, если – и когда – вы выразите всё словами.
Постепенно взгляд господина Ким теплеет, и Кёнсу чувствует, что краснеет.
— Сделай это если не ради него, так ради себя, юноша, - наконец говорит господин Ким и оставляет Кёнсу наедине со своими мыслями.
.
Он не уверен, каким образом снова оказывается в квартире Чонина, но он там. В комнате, в которой, правда, ни разу не был, в которой вообще нет мебели, с зеркальной стеной, с одиноким музыкальным центром в углу. Кёнсу опирается на стену напротив двери и ждет Чонина. Он пришел без приглашения, с мордой кирпичом и заявил Чонину, даже не заботясь о том, чтобы подсластить пилюлю:
— Если ты хочешь, чтобы у нас всё получилось, ты должен показать, какой ты человек. Я не хочу быть тайным любовником наследника империи Ким Чонина. Я не хочу оставаться в неведении о твоих чувствах, о твоих поступках, обо всём. Я хочу быть с тобой и только с тобой, но не могу, если ты даже не говоришь, кто ты. Покажи мне, и я останусь. На столько, на сколько захочешь.
И вот Кёнсу, в этот солнечный субботний день, сидит на полу, вытянув ноги, и смотрит на дверь, умоляя её открыться. Когда она открывается, заходит Чонин в белой майке и черных трениках, с айподом и листком бумаги в руках. Кёнсу вскидывает бровь.
— Я… ты хотел узнать, каков я на самом деле, и я… я покажу. Я знаю, что ты знаешь, что у меня неважно со словами, и, наверное, потому, что отец всегда учил меня не говорить больше, чем требуется. Так что я искал другой способ самовыражения и… и я для тебя станцую. И даже если ты не поймешь, что я хочу сказать… то просто… надеюсь, что ты… останешься. И посмотришь. Я прошу только этого.
Чонин подходит к музыкальному центру и подключает айпод, а потом протягивает Кёнсу бумажку. На ней слова песни, и он удивленно смотрит на Чонина, не понимая, что тот от него хочет.
— У тебя в резюме было написано, что в колледже ты пел. Нет, я не хочу тебя сейчас заставлять, но… да. Если хочешь, то спой, – говорит Чонин, и у Кёнсу теплеет в сердце от того, насколько трогательно Чонин сейчас выглядит.
Чонин включает музыку и проходит в центр комнаты, глубоко вдыхая, как только раздается звук. Ритм и мелодия красиво сливаются вместе и эхом раздаются по пустой комнате, и Кёнсу вспоминает, как впервые увидел, как танцует Чонин, как впервые спал с ним, как впервые понял, что Чонин ему нравится больше, чем следовало бы.
Чонин двигается с той же грациозностью, приседая и вытягивая руки в такт музыке. Кёнсу следит за ним взглядом, и каждый жест, каждое движение кажется настолько выверенным, но в то же время таким свободным, объединением противоположных концов спектра, так чудно сливающихся. Чонин каждый шаг делает осторожно, под его кожей пылает страсть, и Кёнсу, кажется, наконец понимает.
Он улыбается, смотрит на листок в руках и начинает петь, не замечая, как Чонин от удивления спотыкается и едва не падает. Голос Кёнсу восхитительно сливается с ритмом, словами и нотами, и теперь приходит очередь Чонина затаить дыхание. Кёнсу слегка улыбается и поёт, закрыв глаза, и не видит, как Чонин приближается, не чувствует его присутствия, пока тот не наклоняется так близко, что дыханием согревает губы Кёнсу и пристально на них смотрит.
— Ты так красиво поёшь, – можно поцеловать тебя?
— Ты так красиво… танцуешь. Двигаешься. В общем, – да.
Они улыбаются друг другу, а потом впервые шепчут «я люблю тебя» в губы друг другу, и на этот раз всё по-другому, и они другие – просто Чонин и просто Кёнсу, и всё становится на свои места.
.
Иногда Кёнсу интересно, почему сны сбываются очень странными способами. Ему интересно, чем обернётся один из снов, в котором они с Чонином вместе; каждый день они вместе уходят домой, где Чонин засыпает с ним в обнимку. Иногда, готовя ужин или отдыхая на работе в спокойный день, он размышляет, что ждёт их в будущем – пока не видит улыбку Чонина и не решает, что они смогут перейти все мосты, какие придётся.
Иногда Чонину интересно, что заставляло его ждать Кёнсу с распростёртыми объятьями: не трепетное ли ожидание, что их могут застукать. Интересно, не от того ли это, что ему нравится улыбка Кёнсу и то, каково чувствовать её кожей, и то, как легко Кёнсу сходит с ума от прикосновений кончиков его пальцев.
Иногда он решает – может, он с трепетом ждал того, чтобы влюбиться.